— Немудрено, ведь на долю этой девушки выпало столько неприятностей. Не хотите ли пропустить по стаканчику на сон грядущий, Диллон? Не могу предложить вам ирландского виски, но, может, сойдет бокал старого доброго эля?
— Отлично.
Трэверс наполнил два бокала, отдал один из них собеседнику и уселся в кресло напротив.
— Ваше здоровье. А что вы читаете?
— Эпиктет.[11] — Диллон поднял книгу. — Это греческий философ, который принадлежал к школе стоиков.
— Я знаю, к какой школе он принадлежал, Диллон, — терпеливо произнес Трэверс — Просто меня удивляет, что вы это знаете.
— В этой книге он утверждает, что человек, не прошедший в своей жизни через испытание, не заслуживает того, чтобы жить. А вы с этим согласны, адмирал?
— Думаю, согласен, если это не значит взрывать бомбы, от которых гибнут невинные люди, под предлогом какого-то мнимого правого дела или стрелять людям в спину.
— Да простит вас Бог, адмирал, но я ни разу в жизни не устраивал взрывов бомб так, как вы говорите, и не стрелял никому в спину.
— Да простит меня Бог, Диллон, потому что сам не знаю, почему я склонен верить вам. — Залпом выпив виски, Трэверс встал. — Спокойной ночи, — сказал он и вышел из кабинета.
Управление машиной далось Смиту легче, чем он ожидал. Вскоре он наловчился держать руль одной рукой, придерживая его кончиками пальцев правой руки. Разумеется, дождь только затруднял движение. На выезде из Уотфорда он проскочил мимо поворота на автостраду и оказался на казавшемся бесконечным темном шоссе. Других автомобилей не было видно. Затем позади вспыхнули передние фары машины, которая на удивление быстро стала приближаться.
Она пошла на обгон. Это был большой черный грузовик. Перепугавшись до смерти, Смит выругался, зная, чем это ему грозит, и судорожно вцепился в руль. Грузовик резко свернул, пытаясь столкнуть его с шоссе и не оставляя пространства для движения, и фургон, протаранив придорожный забор, покатился по семидесятифутовому склону, дважды перевернувшись по пути. Наконец бесформенная груда металла замерла. Смит был еще жив. Лежа на боку в салоне машины, он чувствовал запах бензина, сочившегося из разбитого бензобака.
Послышались приближающиеся шаги — кто-то медленно спускался по склону холма.
— Помоги мне, — простонал Смит, — я здесь.
Кто-то зажег спичку. Это было последнее, что он запомнил. На мгновение его охватил ужас. Незнакомец бросил спичку в его направлении, и бензин вспыхнул ярким пламенем.
Глава 7
В Париже была без нескольких минут полночь, когда Дженни Грант, забрав свой чемодан из багажного отделения в аэропорту имени Шарля де Голля и быстро пройдя в главный вестибюль, подошла к стойке компании «Эвис», специализирующейся на сдаче в аренду автомобилей.
— Слава богу, вы еще работаете, — произнесла она, доставая паспорт и водительское удостоверение.
— Конечно работаем, — по-английски ответила дежурившая за стойкой молодая женщина. — Мы всегда дожидаемся, пока не прибудет последний рейс за день, даже в том случае, если он задерживается. На какое время вам понадобится машина, мадемуазель?
— Возможно, на неделю. Не могу сказать точно, но я приеду сюда еще.
— Отлично. — Девушка занялась оформлением бумаг и достала печать из своего формуляра. — Следуйте за мной, я покажу вам, где стоит машина.
Спустя десять минут Дженни, сидя за рулем «ситроена», ехала по шоссе, ведущему из аэропорта. Она держала курс на запад, в Нормандию. Урна с прахом стояла на пассажирском сиденье рядом с ней. Она прикоснулась к ней рукой, затем снова откинулась на спинку сиденья, чтобы следить за дорогой. Дорога ей предстояла долгая, возможно, ей придется ехать всю ночь, но это не имело значения, так как Лондон и все ужасные события, которые произошли за последние несколько дней, остались позади, и она наконец вырвалась на свободу.
Встав спозаранку, Диллон в половине восьмого был уже на кухне и жарил яичницу с беконом, когда туда вошел Трэверс в домашнем халате.
— Пахнет здорово, — сказал контр-адмирал. — Дженни тоже уже встала?
— По правде сказать, адмирал, ее тут уже некоторое время нет. — Диллон налил кипятку в фарфоровый чайник для заварки. — Вот, пожалуйста, попейте чайку.
— Да бросьте! Что вы хотите этим сказать?
— Лучше будьте умницей и попейте чайку, а потом я вам все расскажу. Все началось после того, как у нее сдали нервы и она решила прогуляться.
Диллон методично уничтожал свою яичницу, одновременно пересказывая события, происшедшие накануне вечером. Когда он закончил свой рассказ, адмирал сидел, не шевелясь. Лицо у него было нахмурено.
— Вы слишком много на себя взяли, Диллон.
— Она и так уже чересчур много испытала, адмирал. Все ясно как божий день, и я не видел никаких оснований для того, чтобы удерживать ее.
— Значит, она не сказала вам, куда собирается поехать?
— Первая остановка должна была быть в Париже — вот и все, что мне известно. Затем она намеревалась отправиться в какое-то неизвестное место, чтобы повидаться с сестрой Бейкера. Она хочет отвезти ей прах покойного, это же очевидно.
— Думаю, да. — Трэверс устало вздохнул. — Мне придется рассказать об этом Фергюсону. Ему это не понравится, очень не понравится, вот увидите.
— Что ж, пора наконец ему узнать, в каком несправедливом мире мы живем, — сказал Диллон и раскрыл утреннюю газету.
Трэверс еще раз тяжело вздохнул и, сдавшись, отправился к себе в кабинет и сел за письменный стол. Лишь тогда он неохотно протянул руку к телефонной трубке.
Было начало десятого утра, когда Дженни Грант притормозила у монастыря, принадлежащего Ордену смиренных сестер милосердия в деревушке Бриак, что в пяти милях от Байе. Она гнала машину всю ночь и была совершенно измучена. Железные ворота были открыты, она проехала через них и остановилась на усыпанной гравием и описывавшей круг аллее перед ступеньками, которые поднимались к двери красивого старого здания. Молоденькая послушница в белом рабочем халате, накинутом поверх рясы, равняла гравий граблями.
Держа в руках дорожную урну, Дженни вышла из машины.
— Я хотела бы встретиться с матерью-настоятельницей. Дело крайне срочное. Я приехала издалека.
— По-моему, она в часовне, сейчас проверим, хорошо? — сказала молодая женщина на хорошем английском языке.
Пригласив собеседницу следовать за нею, она направилась через великолепный парк к часовенке, которая стояла отдельно от главного здания. Когда она отворяла дверь, та скрипнула. Внутри царил полумрак, в свете свечей была видна, словно в тумане, икона с изображением Богородицы, сильно пахло ладаном. Подойдя к монахине, которая, преклонив колени, молилась у ограды алтаря, она прошептала ей что-то на ухо, потом вернулась к Дженни.
— Сейчас она подойдет к вам.
