Посетитель был только один — китаец, лет, по крайней мере, шестидесяти, лысый, с плоским загадочным лицом. Ростом он был не выше пяти футов, очень толст и, несмотря на свой светло-коричневый габардиновый костюм, поразительно смахивал на стоящую в углу бронзовую статую Будды. Он ел рыбу с мелко нарезанными овощами вполне западной вилкой и не обратил внимания на Диллона.
За стойкой бара стояла молоденькая китаянка. Ее волосы украшал цветок, на ней было черное шелковое платье с вышитым красным драконом, точно копировавшим своего уличного собрата.
— Прошу прощения, — сказала она на прекрасном английском, — но мы только что закрылись.
— И у меня никаких шансов получить порцию виски? — спросил Диллон.
— К сожалению, у нас лицензия только на обслуживание за столиками.
Она была очень красива — черные волосы и бледная кожа, темные внимательные глаза и высокие скулы. Диллону захотелось протянуть руку и дотронуться до нее. Потом красный дракон на ее темном платье ожил и начал извиваться. Он закрыл глаза и схватился руками за стойку.
Однажды на Средиземном море во время подводных работ по подъему израильтянами двух быстроходных палестинских катеров, потопленных ими во время ночной высадки террористов, у него на глубине пятьдесят футов кончился воздух. Когда, полуживой, он всплыл, у него было точно такое же чувство, что из темных глубин он выплывает к свету.
Державший Диллона поразительно крепкой хваткой толстяк усадил его на стул. Диллон сделал несколько глубоких вдохов и улыбнулся.
— Прошу простить меня. Некоторое время я болел и сегодня, видимо, слишком долго пробыл на ногах.
Выражение лица толстяка не изменилось, а девушка сказала на кантонском диалекте:
— Я справлюсь, дядя, заканчивайте свой ужин.
Диллон, который довольно хорошо знал кантонский диалект, с интересом выслушал ответ мужчины:
— Ты думаешь, что они все-таки придут, племянница?
— Кто знает? Это худшие из чужеземных дьяволов, гной из зараженной раны! На всякий случай я еще некоторое время оставлю дверь открытой. — Она улыбнулась Диллону: — Пожалуйста, простите нас. Дядя очень плохо говорит по-английски.
— Ну что вы! Если можно, я еще немного посижу здесь.
— Хотите кофе? — спросила девушка, — очень крепкого с бренди?
— Спасибо, бренди — это чудесно, но не найдется ли у вас чашки чая, дорогая? Я пью его с детства.
— Чай у нас есть всегда.
Она улыбнулась ему и пошла к бару, из которого достала бутылку бренди и стакан. В этот момент за окном остановилась машина. Девушка замерла на минуту, потом подошла к краю стойки и посмотрела в окно.
— Они приехали, дядя.
Пока она огибала стойку бара, дверь открылась, и в нее вошли четверо. Шедший первым был шести футов роста, с лицом жестким, скуластым, в коротком пальто из твида, по виду очень дорогом.
Он вполне дружелюбно улыбнулся.
— Вот мы и снова вместе, — сказал он. — Вы приготовили все для нашей встречи?
У него был очевидный белфастский акцент. Девушка ответила:
— Вы теряете время, мистер Макгуайр, вы здесь ничего не получите.
Двое спутников Макгуайра были чернокожими, а третий — альбинос с такими светлыми ресницами, что они казались почти прозрачными. Он-то и сказал:
— Не заставляй нас трудиться, детка. До сих пор мы обращались с тобой по-божески. «Кусок» в неделю за заведение — что-то вроде этого? Да вы отделались сущими пустяками!
Она покачала головой.
— Ни пенни.
Макгуайр вздохнул, взял из ее рук бутылку бренди и бросил ее в зеркало бара. Зеркало разлетелось на мелкие кусочки.
— Это только цветочки. Теперь ты, Терри.
Альбинос метнулся вперед, его правая рука ухватилась за ворот платья девушки и разодрала его до пояса, обнажив одну из ее грудей. Он притянул ее к себе и рукой схватил за грудь.
— Так, а это что у нас такое?
Толстяк бросился к девушке, но Диллон свалил на пол стул, чтобы загородить ему дорогу.
— Не вмешивайтесь, дядя, я все улажу! — крикнул он по-китайски.
Вся четверка обернулась к Диллону. Макгуайр еще улыбался.
— Ой, у нас еще и герой тут есть.
— Отпустите ее, — приказал Диллон.
Терри ухмыльнулся и крепче прижал к себе девушку.
— Нет, она мне слишком нравится.
Горечь, гнев и боль последних нескольких недель, словно желчь, подступили к горлу Диллона. Он выхватил «вальтер» и выстрелил наугад в воздух, добив остатки зеркала бара.
Терри отпустил испуганную девушку.
— Посмотрите на его руки, — прошептал он, — они у него дрожат.
Макгуайр не выказал никаких признаков страха.
— Его акцент напомнил мне родные места, — заметил он.
— Мне плевать, откуда ты, сынок, — сказал ему Диллон, — из Шанкилла или с Фоллз-роуд. Брось сюда свой бумажник.
Без малейших колебаний Макгуайр бросил свой бумажник на стол. Он был набит банкнотами.
— Вижу, что вы заканчиваете свой обход, — проговорил Диллон, — ну что ж, на покрытие ущерба здесь хватит.
— Эй, да там почти два «куска»! — возопил Терри.
— Остаток пойдет вдовам и сиротам. — Диллон бросил взгляд на девушку. — И никакой полиции, договорились?
— Хорошо.
За ее спиной открылась дверь кухни, и оттуда вышли два официанта и повар. У официантов в руках были кухонные ножи, у повара — топор мясника.
— На вашем месте я бы удалился, — посоветовал Диллон, — эти люди довольно свирепы, когда их разозлят.
Макгуайр ухмыльнулся:
— Я запомню тебя, дружок. За мной, ребята. — Он повернулся и вышел.
За окном послышался звук заводимого мотора, и машина отъехала.
Собрав весь остаток сил, Диллон откинулся на спинку стула и спрятал «вальтер».
— А теперь бы я выпил бренди.
Странно, но девушка была в гневе. Она повернулась на каблуках и мимо официантов бросилась на кухню.
Официанты последовали за ней, а Диллон спросил:
— Я что-нибудь не так сделал?
— Пустяки, она просто расстроена, — пояснил толстяк, — я налью вам бренди.
Он подошел к бару, достал новую бутылку и два стакана, вернулся и сел рядом с Диллоном.
— Вы крикнули мне по-китайски. Вы часто бываете в Китае?
— Несколько раз я бывал там, но не часто. И главным образом в Гонконге.
— Поразительно. Я сам из Гонконга, и моя племянница тоже. Меня зовут Юань Тао.
— Шон Диллон.
— Вы ирландец, в Китае бываете только изредка, а на кантонском диалекте говорите прекрасно. Как это получилось?
— Да так уж получилось. Некоторые вот в уме считают быстрее компьютера.
