борода, не меньше фута длиной, волнистая, седая и, похоже, не мытая и не знавшая расчески с тех пор, как ее обладатель перестал бриться. Шляпа и английская армейская шинель, доходившая до щиколоток, составляли наряд старика. В потоке вскриков, стенаний и хрипов шарманки мне померещился отрывок из «Богемы» хотя Пуччини никогда не заставлял умирающую Мими страдать так, как она страдала бы, очутись в этот вечер здесь.
Немногочисленная, но, видимо, внимательная публика состояла всего из одного человека. Я узнал его — он толкался в группе юнцов, которых я видел возле шарманщика у своего отеля. Одежда его была поношенной, но имела опрятный вид. На болезненно худые плечи падали прямые черные волосы, из-под куртки на спине торчали острые лопатки. Даже на расстоянии 20 футов я видел, что он дошел до крайней степени истощения. Я мог рассмотреть лишь часть его лица, но и этого вполне хватало, чтобы нарисовать весь облик: впалые, как у чахоточного, щеки, кожа цвета старого пергамента.
Он стоял, привалившись к шарманке, но отнюдь не из-за любви к Мими, без подпорки он бы попросту упал. Было совершенно ясно, что парень серьезно болен и находится на грани обморока. Временами его тело сотрясалось от непроизвольных конвульсий, и изо рта вырывались какие-то рыдающие гортанные звуки.
Старик явно понимал, что клиент невыгодный, и суетился вокруг него, укоризненно прищелкивая языком и беспомощно взмахивая руками.
В то же время он опасливо оглядывался через плечо и обводил глазами площадь, будто кого-то или чего-то боялся.
Астрид быстро подошла к шарманке, не зная и не подозревая, что я следую за ней по пятам. Она улыбнулась старику, словно прося у него прощения, обхватила молодого человека и оттащила его от шарманки. На мгновение тот попытался выпрямиться, и я увидел, что это довольно высокий парень, дюймов на шесть выше девушки, и его рост лишь подчеркивает ужасную худобу. Неподвижные, остекленевшие глаза и лицо человека, умирающего от истощения. Неестественно впалые щеки, создающие впечатление отсутствия зубов.
Астрид наполовину вела его, наполовину тащила на себе. Но хотя он весил не больше, чем она — а может даже и меньше — его неуправляемые движения чуть не сбивали ее с ног.
Не говоря ни слова, я подошел, обхватил молодого человека рукой — мне показалось, что я обнимаю скелет, и освободил девушку от тяжести. Астрид взглянула на меня, и в глазах вспыхнули страх и беспокойство. Моя окраска вряд ли внушала доверие.
— Прошу вас, не надо, — сказала она умоляющим голосом. — Я сама. Уходите.
— Вам не справиться, мисс Лемэй! Ведь мальчик серьезно болен.
Она уставилась на меня.
— Мистер Шерман?
— Угу… Но это мне не очень нравится… Час назад или немногим больше вы утверждали, что никогда меня не видели и не имеете понятия, как меня зовут, а теперь, когда я стал смахивать на негра и стал настолько привлекателен… Опля!..
Джордж, резиновые ноги которого обмякли, чуть не выскользнул у меня из рук. Я понял, что вальсируя таким образом по Рембрандтсплейн, мы далеко не уйдем. Поэтому я наклонился, чтобы поднять и перекинуть его через плечо, но Астрид в панике схватила меня за руку.
— Нет, нет! Не надо так! Не надо!
— Почему? — рассудительно спросил я. Ведь так будет легче.
— Нет, нет! Если вас увидит полиция, его заберут! Я выпрямился, снова обхватил Джорджа и попытался, насколько это было возможно, удержать его в вертикальном положении.
— Преследователь и преследуемые, — заметил я. — Вы с Ван Гельдером.
— Простите?
— А ваш братец Джордж…
— Откуда вам известно его имя? — прошептала она.
— Моя работа как раз и заключается в том, чтобы все знать, — торжественно заявил я. — Так вот, ваш братец Джордж поставил себя в невыгодное положение, дав полиции повод заинтересоваться им. Иметь братом бывшего заключенного не всегда удобно в социальном отношении.
Она промолчала. Мне кажется, я еще не встречал человека более несчастного, чем она в эти минуты.
— Где он живет? — спросил я.
— Со мной, конечно! — Мой вопрос как будто удивил ее. — Здесь, неподалеку.
Действительно, дом находился примерно в пятидесяти ярдах, в узком грязном переулке за клубом «Балинова». Никогда не поднимался по такой узкой и извилистой лестнице, как та, которая вела к квартире Астрид. Сгибаясь под тяжестью Джорджа, я взобрался наверх.
Она открыла дверь в квартиру, оказавшуюся немногим больше кроличьей клетки, и состоявшую, насколько я мог видеть, из крошечной гостиной и смежной с ней такой же крошечной спальни. Я прошел прямо в спальню, опустил Джорджа на узкую кровать и, выпрямившись, вытер лоб.
— Ну и ну! — сказал я. — Легче забираться по стремянке, чем по вашей проклятой лестнице.
— Извините. В женском общежитии было бы дешевле и… Но с Джорджем… Кроме того, в клубе не так много платят.
Судя но этим двум крошечным комнатушкам, опрятным, но бедным, как и одежда Джорджа, в клубе «Балинова» ей действительно платили мало.
Я сказал:
— Люди в вашем положении должны быть счастливы, даже имея это малое.
— Простите?
— Никаких «простите»! Вы хорошо знаете, что я имею к виду. Не правда ли, мисс Лемэй? Простите, могу я называть вас просто Астрид?
— Откуда вы знаете мое имя!.. Откуда… откуда вам известно обо мне?
— Хватит! — сказал я довольно грубо. — Хотя бы ради вашего дружка!
— Дружка! У меня нет дружка!
— Значит бывшего дружка! Или, может, его лучше называть покойным дружком?
— Вы имеете в виду Джимми? — прошептала она.
— Да, да, Джимми Дюкло! — Я кивнул. — Не знаю, в какой степени, но в его гибели виноваты и вы. Он, однако, успел рассказать кое-что о вас. У меня даже есть ваше фото.
Она была в полном замешательстве.
— Но… но в аэропорту…
— А чего вы могли ждать от меня? Чтобы я заключил вас в объятия? Джимми убили там, потому что он на что-то решился. На что именно?
— Простите, но я ничем не могу вам помочь.
— Не можете или не хотите?
Она промолчала.
— Вы любили его, Астрид? Я имею в виду Джимми?
Она молча взглянула на меня. Когда она медленно кивнула в ответ, глаза ее уже повлажнели.
— И, тем не менее, вы ничего не хотите сказать? — Молчание. Я вздохнул и попробовал с другой стороны. — Джимми говорил вам, чем он занимается?
Она покачала головой.
— Но вы догадывались? Она кивнула.
— И сообщили кому-то о своей догадке? Это ее доконало.
— Нет! Нет и нет! Никому! Клянусь Богом, никому не говорила!
Она, несомненно, любила его и сейчас не лгала.
— Он никогда не упоминал обо мне?
— Нет.
— Но вы знаете, кто я?
Она молча смотрела на меня, и по ее щекам медленно скатились две слезы.
— Вы ведь отлично знаете, что я работаю в отделе по борьбе с наркотиками в лондонском отделении
