подъема грузов, находившейся перед фасадом здания. На темном фоне он выглядел как-то жутко.
Вне всяких сомнений — это была кукла и, причем, очень большая, длиной более трех футов, одетая в неизменный и безупречный по шитью голландский национальный костюм. Длинная полосатая юбка кокетливо развивалась по ветру. Обычно к блоку подъемной балки подвешивалась веревка или проволока, в данном случае кто-то предпочел воспользоваться цепью. Кукла крепилась к цепочке — это мы видели даже с такого расстояния — с помощью крючка, и крючок тоже имел весьма зловещий вид — он был немного маловат для шеи, которую обхватывал. Очевидно, зацепить его стоило усилий, и шея куклы с одной стороны оказалась деформированной так, что голова склонилась набок и почти касалась правого плеча. Понятно, что на цепочке висела всего лишь кукла, но эффект был потрясающий. И это почувствовал не я один.
— Жуткое зрелище! — Де Грааф был потрясен, это выражали и его тон, и выражение лица. — Почему? Зачем? Какая… какая цель скрыта за всем этим? Чье больное воображение смогло придумать такую непристойность?
Ван Гельдер покачал головой.
— Людей с больной психикой гораздо больше, чем мы думаем. Они есть всюду, и Амстердам — не исключение. Брошенный любовник, ненавистная свекровь…
— Да, да, им нет числа. Но ведь то, что мы видим, граничит с безумием! Выражать чувства подобным образом! — Он как-то странно взглянул на меня, словно в нем снова зашевелились сомнения относительно целесообразности нашего приезда. — Майор Шерман, вам не кажется странным…
— На все это я смотрю так же, как и вы. И тот, кто повесил ее, имеет полное право на первое освободившееся место в сумасшедшем доме. Но я приехал сюда не за этим.
— Конечно! Конечно! — Де Грааф бросил последний, долгий взгляд на раскачивающуюся куклу, словно ему было трудно оторваться от этого зрелища, а потом движением головы попросил нас следовать за собой и поднялся на ступени крыльца. Некто вроде портье провел нас на второй этаж, а затем и в контору, дверь которой сейчас гостеприимно распахнулась.
В противоположность складским помещениям, в конторе было просторно, чисто, уютно и современно. Красивый ковер, драпировка зеленовато-желтых оттенков, ультрасовременная мебель, изготовленная скандинавскими фирмами, уместная скорее в роскошной гостиной отеля, нежели в конторе, затерянной в районе доков.
В глубоких креслах сидели два человека— каждый за отдельным письменным столом, покрытым кожей. При нашем появлении они вежливо встали и пригласили присесть в другие, не менее удобные кресла, сами оставаясь стоять. Я был этому искренне рад, ибо таким образом смог лучше рассмотреть их, тем более, что они в равной мере того стоили.
Однако я позволял себе наслаждаться теплом их радушия всего несколько секунд и сказал де Граафу:
— Я забыл одну очень важную вещь. Мне нужно немедленно встретиться со своим знакомым. — Это было правдой. Не часто у меня внутри возникает чувство холода и тяжести, но когда оно появляется, я немедленно стараюсь реагировать соответствующим образом.
Де Грааф удивленно взглянул на меня.
— Такая важная, что вы про нее забыли?
— Всего не упомнишь, а это только сейчас пришло мне в голову. — Так оно и было.
— Может, позвонить…
— Нет, нет! Я должен встретиться лично.
— Вы не могли бы сказать нам, в чем, собственно, дело?..
— Полковник де Грааф!
Мгновенно поняв, он кивнул: конечно же он не допускал мысли, что я буду разглашать, государственную тайну в присутствии владельцев склада, тем более, что по их поводу у меня, видимо, имеются серьезные подозрения.
— Если бы я мог одолжить вашу машину… — продолжал я.
— Разумеется, — ответил полковник безо всякого энтузиазма.
— И если бы вы подождали, пока я вернусь…
— Вы слишком многого хотите, майор Шерман.
— Но это займет всего несколько минут.
Мне действительно потребовалось несколько минут. Я велел шоферу остановиться у первого же кафе, вошел туда и позвонил из будки телефона-автомата. Сперва раздались гудки, а потом послышался голос Мэгги. Я сразу почувствовал огромное облегчение.
— Это я.
— Доброе утро, майор Шерман! — Мэгги, как всегда, была вежлива и спокойна, что в данную минуту меня особенно обрадовало.
— Очень рад, что застал вас. Боялся, что вы уже ушли. А Белинда тоже дома? Не ушла?
На самом деле я боялся совершенно другого. Но сейчас было не время говорить об этом.
— Она еще здесь;—спокойно сказала Мэгги.
— Мне нужно, чтобы вы немедленно покинули отель. Когда я говорю немедленно, я имею в виду десять минут. Если удастся — пять.
— Покинуть отель? Вы хотите сказать…
— Да, да! Сложить вещи, рассчитаться и уйти! И даже близко к нему не подходить! Поезжайте в какой-нибудь другой… Нет, нет, не будьте идиоткой! Не в мой, конечно! В какой-нибудь приличный отель… Меняйте такси, сколько нужно, и смотрите, чтобы за вами никто не увязался. Потом позвоните полковнику де Граафу и оставьте для меня номер вашего нового телефона. Только называйте цифры в обратном порядке.
— В обратном порядке? — Мэгги, видимо, была удивлена. — Значит, полиции вы тоже не доверяете?
— Не знаю, что значит ваше «тоже», но я не доверяю никому. Как только устроитесь, найдите Астрид Лемэй. Она будет дома — адрес у вас есть— или в клубе «Балинова». Скажите ей, что она должна немедленно отправиться с вами и там оставаться, пока я не извещу, что опасность миновала.
— Но ее брат…
— Джордж может оставаться на месте. Ему ничего не угрожает… — Позже я уже не мог вспомнить, было ли это утверждение шестой или седьмой из моих крупных ошибок, совершенных в Амстердаме. — Она — другое дело. Если она будет возражать, скажите, что вы, согласно моим указаниям, обратитесь в полицию насчет Джорджа.
— Почему в полицию?..
— Неважно. Ей ничего не нужно объяснять. Она так напугана, что одно упоминание о полиции…
— Но это жестоко, — сухо отрезала Мэгги.
Это гуманно! — выкрикнул я и резко бросил трубку. Через минуту я снова был на складе. Теперь я мог лучше познакомиться с его владельцами. Они вполне соответствовали расхожим представлениям иностранцев о внешнем облике типичных жителей голландской столицы — очень крупные, очень толстые, с красными лицами и грубыми чертами. Если при нашем знакомстве их лица покрылись паутинкой добродушно-приветливых морщинок, то теперь от этого выражения не осталось и следа. Очевидно, де Грааф не вытерпел даже нескольких минут моего отсутствия и приступил к делу. Я не стал упрекать его, и он, в свою очередь, тактично воздержался от вопроса, как у меня дела.
Моргенстерн и Моггенталер продолжали стоять в тех же позах, в которых я их оставил, в замешательстве и страхе, уставившись друг на друга, будто ничего не понимая. Наконец, Моггенталер, державший в руке нашу бумагу, уронил ее с видом человека, который начисто отказывается верить своим глазам.
— Ордер на обыск!.. — Тон, каким была произнесена фраза, вмещал в себя множество оттенков, от высокой патетики до душераздирающей трагедии, и исторг бы слезы из статуи, а будь Моггенталер раза в два меньше и тоньше, он вполне сошел бы за Гамлета. — Ордер на обыск в фирме «Моргенстерн и Моггенталер»! 150 лет оба наши семейства были уважаемыми… нет, почтенными торговцами Амстердама и вдруг… — Он нащупал кресло у себя за спиной и, упав в него, словно оцепенел. — Ордер на обыск!
— Нашу фирму собираются обыскивать! — вторил ему Моргенстерн. Он тоже ощутил потребность
