Посол воспринял его слова буквально:
– За каким хреном отправился Хатчинс в Ставрополье? Что, сотрудники ЦРУ все еще пытаются ухватить горсть мясных консервов в этом рае для трудящихся? Скажите, что им лучше следить за этими чертовыми спутниками, чем считать копыта и делить их число на четыре. Да пусть поторопятся, потому как в этой гребаной стране не хватит коров, чтобы заполнить приличный загон на моем дальнем ранчо. Если нам захочется отведать здесь зажаренного мяса, мы должны заказывать шашлыки на ребрышках на Западе. А собственно говоря, не так ли мы поступили в прошлом году на День независимости?
Мартин приложил палец к губам и многозначительно посмотрел на потолок, напомнив тем самым послу, что откровенно беседовать в этой комнате отнюдь не безопасно: следует предполагать, что КГБ подслушивает их разговор. Хатч вечно напоминал Мартину об этом точно таким же жестом. Посол же, однако, не считал себя обязанным соблюдать предосторожности и обычно говорил, что не скрывает своего мнения, а держит в секрете только факты, которые и должны храниться в тайне. Если Советам не нравится его точка зрения, они нипочем не скажут об этом.
– Проклятые, никому не нужные лестницы, – недовольно проворчал посол – еще одно его личное мнение, которое он не скрывал от русских.
Он вместе с Мартином пробирался но узкой винтовой лестнице в старом здании посольства, похожем внутри на муравейник с потайными комнатками, винтовыми лестницами, отлогими переходами и извилистыми коридорчиками. Посольство переделали из жилого дома, построенного еще в сталинскую эпоху. Совершенно новенькое здание посольства с широкими и прямыми коридорами в американском духе стояло пустующее совсем рядом. Считалось, что его нельзя использовать по назначению, за исключением жилых апартаментов, из-за того, что оно сплошь начинено подслушивающими устройствами, и это знали все. В то же время никто не мог сказать точно, установлены ли «клопы»[3] в старом здании, все только подозревали, что их полно и там.
Они пришли в кабинет помощника культурного атташе – небольшую каморку без окон. Книжные полки и шкафы в ней были забиты книгами под самый потолок – они стояли, лежали поверху стоящих книг, некоторые упали на пол. В большинстве своем книги были дешевыми изданиями, почти все – на русском языке.
– А нет у вас здесь чего-нибудь стоящего почитать? – спросил посол, с сомнением оглядывая книжные полки. – Про шпионов? Про бандитов?
– Есть «Война и мир», – ответил Мартин. – Очень интересный роман.
– Я его читал раньше, – отмахнулся посол. Он неплохо владел русским языком, говорил на нем без техасского акцента и прочел немало русских романов. – Неплохое произведение.
– Толстой был бы вам весьма благодарен за такую оценку.
– Возможно. Книга эта походит на «Даллас». Я имею в виду телевизионную постановку, а не город. Из «Войны и мира» можно было бы сварганить многосерийную «мыльную оперу». В одной части показать, как Наташа удирает с этим противным Курагиным. В другой – как граф Пьер сражается в Бородинской битве. Или как отец Курагина воспринял карточный долг сына. Показ по сериям раз в неделю.
– Хм… Такая мысль мне никогда в голову не приходила.
– Ну и что? Вот теперь и поразмыслите. Вам эта идея понравится.
– Искренне надеюсь, что нет.
Мартин сел за свой рабочий стол, а посол присел на стул напротив него и ногой захлопнул дверь.
– Думаете, они не исхитрились всадить «клопов» в эту комнату?
Мартин только пожал плечами:
– Их вычищают каждый год.
– Ну ладно. Их и следует вычищать до тех пор, пока не придумают лучшего способа избавиться от них.
Небольшая каморка прежде была закутком запасной секретной комнаты референтуры. Ее оборудовали после того, как обнаружилось, что в основную комнату референтуры, из которой поддерживалась связь с Вашингтоном, с помощью любвеобильных охранников из морской пехоты проникли женщины-агенты КГБ. Потом в конце концов выяснилось, что безопасность главной комнаты не пострадала, и референтура вновь перебралась в нее, и, когда посольству потребовались дополнительные помещения, а новое здание нельзя было заселять, запасную комнату референтуры разгородили на несколько клетушек. Мартину предоставили одну из них из-за отсутствия другого помещения. Теперь, поскольку его рабочее место по-прежнему считалось безопасным и очищенным от «клопов», сотрудники приходили к нему для конфиденциальных разговоров. Даже если агенты КГБ и исхитрились всадить новых «клопов» в разных кабинетах посольства, все равно – кто станет устанавливать их в комнатке какого-то мелкого специального помощника атташе по культуре?
– Вы знаете, где находится Хатчинс? – вполне серьезно спросил посол. – Говорю вам, что он ничем даже не намекал, что будет отсутствовать столь долго. И он, черт побери, никогда прежде не исчезал, чтобы не сказать хоть кому-то, куда уходит.
– Он сказал мне, что уйдет, а куда и зачем – не уточнил, – промолвил Мартин. – Но он не говорил, что будет отсутствовать столь долго. «Может, на ночку», сказал он.
– Как, по-вашему, а не завел ли он себе где-то на стороне подружку? – спросил посол.
– Он не тот человек.
– Он говорил, чем сейчас занимается?
– Мне не говорил. Я на его фирму[4] не работаю. Его сотрудники секретов мне не раскрывают. Вы расспрашивали Дэнсона?
– Конечно же, Дэнсона я расспросил. Если бы он знал, то с вами я бы не разговаривал. Но вы же лучший друг Хатчинса – про вас даже говорят, что вы прямо пара неразлучников. Поэтому я и подумал, что он, может, что-то сказал вам такое, чего не скажет своим сотрудникам. Они все очень обеспокоены. Я после этого просто долбаный посол. Никто мне ничего не говорит.
