знаменитое Женевское озеро. Оно надежно защищено от бурь и в прямом и в переносном смысле: вот уже не одно столетие, как Швейцария объявила себя навечно нейтральным государством, и даже страшный смерч всеевропейской войны 1914–1918 годов не смог нарушить ее покой.
Женева с озером своим, с чудесными горными окрестностями хороша и сама по себе, но, кроме того, овеяна для Фрунзе особой славой и притягательностью. Здесь во времена царского лихолетья подолгу жил Ленин, отсюда он руководил революционным движением в России, здесь выковывал надежные кадры для предстоящего социалистического созидания.
Склоны гор, увенчанных в отдалении серебряным шлемом Монблана, бирюзовая гладь воды с отражающимся в ней черным, мрачным силуэтом воспетого поэтами Шильонского замка, тонкое позванивание бубенчиков, доносящееся с альпийских пастбищ, а в остальном необыкновенная, целительная тишина — как бы благоприятствовало это все работе, если бы не огромная тревога за дочурку. Ребенок на третьем году жизни тяжело повредил себе глаз — возникла угроза слепоты. Врачи рекомендовали обратиться к лучшему окулисту Европы, жившему как раз в Женеве, и вот Михаил Васильевич вместе с семьей очутился в историческом для революции городе, близ границы Швейцарии с Францией.
Самому ему тоже не худо было бы как следует полечиться, с полным воздержанием от каких-либо трудов. Но так редко удавалось выкраивать время для насущно-желанной военно-теоретической работы, которая стала уже не только органической личной потребностью, но и государственной обязанностью руководителя.
А тем — великое множество! Незадолго до этого Фрунзе уже выступил с обстоятельным военно- теоретическим сочинением — «Единая военная доктрина и Красная Армия». В нем обосновывалась послевоенная структура армии.
После победы над интервентами и внутренней контрреволюцией Советской республике уже была не нужна под ружьем более чем пятимиллионная армия, которая была создана в дни напряженной борьбы на фронтах.
Разрушенной промышленности, транспорту, морскому, речному и железнодорожному, сельскому хозяйству — везде требовались люди. Да и сами бойцы, рабочие и крестьяне, изголодались по мирному труду.
Нужно было найти такую форму обороноспособности молодого Советского государства, которая отвечала бы мирным условиям и в то же время вполне удовлетворяла постоянному требованию Ленина: «Быть начеку в условиях капиталистического окружения!»
Решить задачу можно было только на основе точного соответствия советского военного строительства великой ленинской программе социалистического переустройства России.
«Поменьше казарм, побольше резервов», — так стоял вопрос в ту своеобразную переходную пору. «Широчайшая внеказарменная военизация народа, занятого восстановлением и реконструкцией государственного хозяйства…»
Как последовательный большевик-ленинец, Михаил Васильевич Фрунзе понимал, что основу революционной военной науки должны составлять принципы марксистской диалектики, решительно расходящиеся с обоснованиями буржуазных империалистических военных доктрин.
Сюда же Фрунзе присоединил весьма плодотворный принцип качественного усиления обороноспособности. В условиях будущих военных столкновений, утверждал он, победа будет за теми, кто сочетает высокое техническое оснащение с уверенностью в идейной правоте своего дела.
В своей работе Фрунзе писал:
«Войны текущего исторического периода в сравнении с предшествующей эпохой имеют целый ряд характерных особенностей. В то время как прежде исход боевых столкновений зависел от сравнительно небольших групп населения… теперь участниками войны являются почти поголовно целые народы, сражаются не тысячи или десятки тысяч людей, а целые миллионы — самые войны втягивают в свой круговорот и подчиняют себе решительно все стороны общественного быта, затрагивают все без исключения государственные и общественные интересы… Театром военных действий теперь являются не узко ограниченные пространства, а громадные территории с десятками и сотнями миллионов жителей; технические средства борьбы бесконечно развиваются и усложняются, создавая все новые и новые категории специальностей, родов оружия…
Государство должно… выработать и установить определенный план общегосударственной деятельности, учитывающий будущие столкновения и заранее обеспечивающий их удачу целесообразным использованием народной энергии…»
«Таким образом, — определяет Фрунзе, — «единая военная доктрина» есть принятое в армии данного государства учение, устанавливающее характер строительства вооруженных сил страны, методы боевой подготовки войск, их вождение на основе господствующих в государстве взглядов на характер лежащих перед ним военных задач и способы их разрешения, вытекающие из классового существа государства и определяемые уровнем развития производительных сил страны».
Ясно, что советская военная доктрина не могла быть копией военных доктрин западных буржуазных государств, так как Советское государство обладает совершенно иной, особой классовой природой.
Она не могла, разумеется, быть также простым развитием или продолжением той военной доктрины, которой руководствовались деятели старой русской армии, армии царской.
Фрунзе подверг сокрушительной критике суть военных доктрин Германии и Франции, наиболее четко сложившихся в то время.
Германская армия кайзера Вильгельма II не имела никакого социального идеала, никакой положительной идеи, кроме чисто империалистического захватнического лозунга: «Deutschland uber alles!» («Германия превыше всего!») Это было уродливейшее проявление милитаризма, империалистической мании величия…
Крах вильгельмовской армии, исчерпавшей свою мощь к лету 1918 года, ясно показал всю порочность германской военной доктрины в целом. Это была доктрина грубой, бездушной военной машины, остановившейся и сломавшейся тотчас же, как только были исчерпаны те физические и материальные средства, которые приводили ее в движение.
Однако и армия Французской буржуазной республики не могла похвалиться особыми преимуществами и достоинствами по сравнению с юнкерской, немецкой.
Французская армия в первой мировой войне могла выдержать натиск немцев только благодаря помощи русской армии. Она, по выводу Фрунзе, была проникнута специфическим духом расчетливой выжидательности, которую Михаил Васильевич насмешливо называл «стратегией торгашей», «толстосумов-рантье».
Преклонение перед крепостями, воспевание оборонительного боя, тактика «отсиживания», «позиционности» — все это, столь характерное для французской армии, наводило Фрунзе на мысль о порочности французской военной доктрины, несмотря на весь кажущийся внешний блеск, дисциплину и организованность.
Фрунзе по-марксистски разобрался в этом, как и надлежало большевику ленинской школы. Французская армия нового времени была плоть от плоти французского буржуазного строя, детищем буржуазного духа, буржуазного мышления.
Вся слабость французской военной доктрины ярко обнаружилась во второй мировой войне, когда Франция с потерей так называемой «линии Мажино» в течение нескольких недель была разгромлена. Понятно, что позиционно-оборонительная доктрина французов не могла быть образцом и примером для советской военной системы.
Лицо английской армии не очень интересовало Фрунзе. Основную сущность британской военной доктрины Фрунзе видел в ее отношении к флоту. Флот был для «владычицы морей» — Британии — основой ее могущества. Что же касается английской армии, то история не знает ни одного крупного сражения, самостоятельно выигранного этой армией. Даже под Ватерлоо, в решающем сражении с Наполеоном, английский командующий лорд Веллингтон спасся от разгрома только благодаря подходу пруссаков Блюхера. Чему же учиться у англичан?
На основе строго-научного исторического анализа военных доктрин буржуазных государств Фрунзе делал естественный и правильный вывод:
— Каждый боеспособный советский гражданин, строящий социализм, должен быть подготовлен и к
