пробурчал:
-- Мои воины никогда не дрались ночью. Трудно будет поднять их на битву.
Все оживились, закивали, соглашаясь с товарищем.
-- Воины Дома Орла тоже не привыкли биться ночью, - заявил Уршуанна. - Днём Уту своими лучами вселяет в них мужество. А ночью, в окружении зловредных духов и привидений, они будут чувствовать себя беспомощными младенцами.
-- Так решила Инанна. У нас нет выбора, - упрямо повторил Гильгамеш.
-- Богине, конечно, виднее, - неохотно согласился военачальник.
Гильгамеш смерил своих командиров тяжёлым взглядом и вздохнул.
-- Соберите сегодня воинов на площади. Я буду говорить.
Военачальники поклонились и начали по одному выходить из комнаты.
Акалла стоял на коленях у подножия статуи Гильгамеша. Руки его были связаны за спиной, по щекам текли горькие слёзы. Раздавленный стремительным и печальным поворотом своей судьбы, он низко опускал голову и сотрясался в рыданиях. Почему боги оказались так жестоки к нему? Чем он вызвал их недовольство? Разве не приносил он им жертвы, разве не исполнял прилежно обряды? У них не было причин сердиться на него.
Лихорадочно перебирая в памяти события последних дней, служитель тщетно пытался отыскать тот роковой проступок, который навлёк на него столь страшную кару. Ничего не всплывало у него в мозгу, кроме каких-то совершеннейших пустяков, недостойных даже мысли о них.
А вокруг бушевал народ. Люди тыкали в него пальцами, плевались, швыряли мелкие камешки и разный мусор, но близко не подходили, опасаясь оскверниться тенью предателя. Однажды в толпе промелькнуло серое, помертвевшее лицо санги. Встретившись взглядом с приговорённым, Курлиль тут же отвернулся, сделав вид, что беседует со своим помощником. Отчаяние охватило Акаллу. Он понял, что начальник отрекся от него. 'Ведь я выполнял твой приказ!' - хотел он крикнуть санге, но тот уже пропал в людском водовороте, сгинув в скопище злобных рож.
Его привели сюда час назад, бросили к каменным ногам повелителя, дабы весь город лицезрел изменника, передавшегося Кишу. Стеная и карябая лицо ногтями, Акалла клялся жителям Урука в своей невиновности, молил не порочить его честное имя. Сторожившие его воины били служителя по спине, чтобы он замолчал, но Акалла продолжал кричать, пока не охрип. Горожане потешались над ним, улюлюкали, науськивали псов. Прибежавшая на площадь жена служителя, маленькая кругленькая женщина с дорогими серьгами в ушах, бросилась было в объятия мужу, но её оттащили, опрокинули на землю, разодрали одежду, сорвали украшения. Особенно лютовали купчихи, позарившиеся на драгоценности. Кричали: 'Ишь ты вырядилась, шлюха кишская. Небось не совестно подачки принимать, пока наших мужей убивают на стенах'. Воины отбили полузадушенную женщину, отвели её в сторону, дали выпить воды. Акала в бессилии смотрел, как толпа глумится над его любимой, он сорвал голос, осыпая проклятьями жестокосердный народ. 'Не приводи детей, - кричал он вслед супруге. - Пусть они не видят моего позора'. Окровавленная и избитая, женщина удалилась, с трудом волоча подкашивающиеся ноги.
Вскоре шум начал стихать. Толпа понемногу всасывалась в окрестные улицы, освобождая середину площади. Издалека послышался топот ног и лязг оружия. Со стороны Дома неба показалась двойная шеренга воинов. Ратники шли отрядами человек по двадцать, впереди каждого отряда воин нёс на шесте выкованный из меди знак животного или птицы. Акалла увидел символы Пантеры, Буйвола, Орла, Льва и других обитателей саванны - все Большие дома были здесь, желая засвидетельствовать уважение Эрешкигаль. Воины выстроились полукругом в несколько рядов между Акаллой и народом, лицом к будущей жертве. Предводители отрядов сгрудились в кучку, о чём-то негромко переговаривались, медленно прогуливаясь вдоль рядов. Некоторые смеялись, другие были задумчивы, кто-то жевал сушёные финики, на Акаллу не обращали внимания. 'О ясноокий Энки, податель жизни! - молился про себя несчастный служитель. - К тебе взываю я. Спаси презренного раба твоего, погаси гнев властителя Урука. Тебя заклинаю! Предстань перед Эрешкигаль, пусть взвесит мои проступки и благодеяния, пусть решит, мудрейшая и всевидящая, чего достоин я: позорной смерти на алтаре или снисхождения. Чем накликал я беду на себя? Был ли я скуп в жертвах, невоздержан на язык, проявлял ли непочтительность к бессмертным? О милостивый Энки, чьё имя вселяет радость! Будь моим ходатаем на совете богов, и да возведу для тебя храм, равного коему не знал Урук. Всё, что имею, отдам я на сие благочестивое дело, лишь бы имя твоё не сходило с уст жителей этого города. Продам жену и детей, пойду с протянутой рукой, но исполню обет свой. Да помогут тебе Нинмах[24], создательница людей, и бог-охранитель, имя которого слишком ничтожно, чтобы терзать им твой слух. Протяни мне спасительную длань, выручи из беды, и награда моя превзойдёт всё, что получал ты до сих пор от жителей града Гильгамеша'.
Сотворив столь горячую молитву, Акалла немного успокоился. Бог не мог остаться равнодушным к таким щедрым посулам, и надо было только подождать, пока он выручит его. Тревожило другое - успеет ли он вытащить душу служителя из цепких лап прислужников ночи? Сумеет ли уломать свирепую Эрешкигаль до того, как Намтар явится к нему со своим ножом? Зная нрав беспощадной сестры Инанны, Акалла не сомневался, что богиня будет крепко держаться за свою жертву. Но надежда не отпускала его. Да и что ему оставалось, кроме надежды?
В толпе раздался рёв, взметнулись сотни рук, приветствуя вождя. Гильгамеш ехал на колеснице, облачённый в наряд служителя Инанны. В правой руке он держал поводья, в левой - булаву, символ его власти. На голове его красовался валикообразный парик - отличительный знак избранника богов. Вслед за ним на лёгких колесницах, запряжённых парой онагров, ехали Забарадибунугга и Курлиль. Санга успел приодеться, лицо его светилось торжественностью. Он надменно поглядывал сверху на толпу. На его короткой шее и руках, судорожно вцепившихся в края колесницы, вздулись вены.
Гильгамеш выехал на середину площади, спрыгнул на землю.
-- Приветствую вас, защитники Урука! - обратился он к воинам.
В ответ донёслась раскатистая дробь - бойцы мелко ударяли ножами по щитам, выражая свою радость. Санга остановился в короткой тени окраинных домов, сошёл с колесницы, важно сложив пальцы на животе. За ним тесной гурьбой столпились люди из храма. Каждый был в лёгкой льняной юбке, расшитой львами, змеями и скорпионами. Стояли тихо, с любопытством глазея на площадь, иногда украдкой посматривали на связанного собрата.
-- Герои! - воскликнул Гильгамеш. - Я призвал вас сюда, чтобы сказать - час настал. Сегодня мы пойдём на решительный бой с Аккой. Готовы ли вы к нему?
-- Да, повелитель! - в едином порыве изрыгнуло несколько сотен глоток.
-- Помните, что за вами - дома ваших близких и святилища ваших богов. Не отдадим их на поругание чужакам!
-- Не отдадим!
-- Наш враг силён и опасен. Сам бог войны явился сюда, чтобы проверить на прочность наши стены. Он привёл с собой кишские орды, дабы разрушить обитель Инанны. Не позволим совершиться святотатству!
-- Не позволим!
Слова вождя были так упоительны, они несли в себе столько надежды и веры, что даже Акалла воспрял духом, охваченный всеобщим воодушевлением. Служителя вдруг пронзила догадка, что бедствия, выпавшие на его долю - лишь испытание, посланное ему богами. Сейчас вождь подойдёт к нему, развяжет затёкшие руки и ободряюще скажет: 'Ты доказал свою преданность Инанне. Пусть богиня облагодетельствует тебя'. Он отправится в храм, сложит жертву покровительнице Урука, а завтра устроит пир, куда пригласит всех соседей, всех больших людей города и всех священнослужителей - пусть радуются за него и досадуют, что небожительница избрала не их, а его, дабы выказать своё могущество и наградить своим расположением. Акалла так уверовал в это, что когда Гильгамеш, небрежно помахивая булавой, начал приближаться к нему, упоённый восторгом страж с улыбкой встретил своего вождя, преисполненный уверенности в конечном торжестве справедливости. Лишь в последний миг, когда между ними оставалась пара шагов, служителю бросилась в глаза странная неуверенность повелителя. Гильгамеш замедлил своё движение и с удивлением воззрился на Акаллу. Лучи заходящего солнца отразились на булаве, окрасив
