Земли. Он обнял старого товарища, но чувствовал себя так, словно все их общее прошлое было уничтожено происшедшим в бункере. Все их воспоминания о доме, добродушные шутки и возня, планы на будущее, которыми они делились друг с другом, — все умерло, исчезло под завалами вместе с тайной, похороненной под землей. Он никогда никому не сможет рассказать о Коуле.
В этот момент, глядя на Монтеса, Блэкберн окончательно понял, что мир его изменился безвозвратно. Он пошел в армию, желая понять отца и выяснить, что за тяжкое бремя тот нес после Вьетнама. Но ему досталось нечто такое, чего он вовсе не ожидал: собственное тяжкое бремя.
К ним шагал Маткович.
— Черт, мы уже решили, что тебе пришел конец.
— Я тоже, — ответил Блэкберн.
— Не знаешь, где Коул?
Вот оно. Этот вопрос будет отныне преследовать его. Он знал, что услышит его еще сотню раз. И увидит взгляды людей, устремленные на него, пока он будет отвечать. Только сейчас Блэкберн понял, что напрасно надеялся, будто люди поверят ему, не станут расследовать исчезновение лейтенанта и искать его тело.
Развалины шале понемногу разбирали. Раненых и погибших во время падения «Оспри» увезли на медицинском вертолете. В поместье работали спасатели. Экскаватор разгребал завалы.
— Блэкберн, идите сюда! Нужна ваша помощь.
На капоте «Хамви» майор Джонсон, командир Коула, разложил план особняка, который Блэкберн видел в лагере.
— Нужно понять, где может быть лейтенант Коул.
Этого Блэкберн не ожидал.
— Сэр, он погиб.
Майор поднял голову, нахмурился:
— А откуда вы это знаете, сержант? Возможно, он остался в каком-то помещении, где сохранился запас воздуха.
Джонсон разгладил карту. Блэкберн точно знал, где находился Коул, — между бассейном и комнатой с мониторами.
— Сэр, там все обрушилось.
Он обвел пальцем участок вокруг бассейна.
Майор пристально разглядывал план.
— Тогда как вы смогли выбраться, солдат?
Блэкберн указал на две тонкие линии, тянувшиеся от задней стены бункера:
— Я увидел, что дверь, в которую я вошел, завалена, сэр, и начал пробираться к задней части, к подземному ходу.
— А где в это время был лейтенант Коул?
«Началось, — подумал Блэкберн. — Мой ответ сейчас определит всю мою жизнь». Раньше он считал себя честным человеком. А что теперь для него значит «быть честным человеком»?
— Я не знаю, сэр. Потолок рушился, я просто побежал к двери.
Майор потер подбородок:
— Ну что ж, я не собираюсь писать его матери, что мы оставили его под завалами.
Он смотрел на план еще несколько секунд, затем снова обернулся к Блэкберну:
— Я отправлю тебя обратно в «Спартак». Тебе сильно досталось, сынок. Они выслушают твой отчет там.
Уже сто лет никто не называл Блэкберна «сынок». Такого слова в словаре Коула определенно не было. Ему захотелось произнести вслух: «Знаете что, сэр? Коул был гадом и убийцей, и все равно рано или поздно ему пришел бы конец». Но, к счастью, он удержался. Ничего хорошего из этого не вышло бы.
Он заметил направлявшегося к ним Кампо. Блэкберн отошел от группы, образовавшейся вокруг майора. Кампо лишь посмотрел ему вслед. Ни приветствия, ни братского хлопка по плечу: он просто стоял, глядя на Блэкберна с таким выражением, словно увидел призрак.
— О черт. Ничего не понимаю. — Кампо кивнул в сторону развалин. — Там все рухнуло, ничего не осталось. И вот ты выходишь целый и невредимый.
Блэкберн почувствовал, что товарищ заслуживает хотя бы частичного объяснения.
— Из бункера наружу вел туннель. Мы его видели на плане, помнишь?
Кампо покачал головой:
— По-моему, все не так просто, дружище. Твоя рация молчала. Мы слышали, как упал какой-то здоровенный камень. Коул вошел туда. Ты вышел…
— Мне повезло. Думаю, тебе тоже.
— Ну, может быть, и так, — с сомнением в голосе произнес Кампо.
Они отошли подальше от майора. Кампо вытащил помятую пачку сигарет, вытряхнул одну, закурил, глубоко затянулся и выпустил голубое облачко дыма.
— И ты его не видел?
— В бункере? Нет, а что?
Кампо пожал плечами:
— Просто спрашиваю.
Блэкберн покачал головой:
— А что случилось?
— После того как Коул вошел, я хотел узнать, что там, вызвал его по рации, но он не ответил…
— И что? Там внизу все падало.
— Ну, я слышал такой хлопок, как будто выстрел, на звук обрушения не похоже.
— Ничего такого не слышал, — отозвался Блэкберн.
Кампо не ответил, поддал носком ботинка ком земли.
«Так вот оно как теперь будет», — подумал Блэкберн. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким.
57
— У нас проблема.
— Ух ты! Интересно какая? — Кролль уже перебарщивал с сарказмом.
— Тон Дарвиша, странное место встречи. К тому же он назвал дочь Анарой. Дважды.
— У него сильный стресс.
Однако оба знали, что здесь кроется что-то еще. Что Дарвиш не из тех, кто делает оговорки, особенно когда дело касается членов его семьи. Может быть, за ним следили настолько внимательно, что ему оставалось лишь неверно произнести имя дочери? Те, кто находился с ним в комнате, вряд ли заметили бы оговорку, но он знал, что Дима все поймет. Однако Дима надеялся, что Дарвиш заговаривался просто от усталости. А может, он положил трубку для того, чтобы получить указания от тех, кто захватил его? Все это походило на ловушку: грубую, примитивную, типичную для определенного сорта людей. Однако пока они не могли сказать, что это за люди.
— Он сказал, что увезет ее — с аэродрома? Куда именно?
— Может, к семье.
— Они либо погибли, либо еще сидят дома. Это плохо пахнет.
— Все здорово, — подытожил Кролль, выезжая на шоссе. — И мне кажется, ты хочешь отправиться ему на помощь.
Амара пошевелилась, просыпаясь. Приоткрыла глаза, закрыла, открыла снова, внезапно взгляд ее стал осмысленным: она разглядела лицо Димы, в тусклом свете походившего на призрака.
