трепетно-знакомо, потому что в грезах Алекс переживала это сотни раз. Зная, что играет с огнем, она позволила ему поцеловать себя и разрешила себе – всего один раз – почувствовать запретную мимолетную радость ласк его губ, рук и тела. Но сама не отвечала. Не смела отвечать.
Джордан, чуть отстранившись, дотронулся губами до ее виска.
– Поцелуй меня, – шепнул он, обдавая ее горячим дыханием, зажигающим огонь в крови. – Поцелуй меня, – настойчиво повторил он, проводя губами по щеке, прокладывая цепочку из поцелуев к ее чувствительной шее и раковине уха. Его руки запутались в ее волосах, чуть приподняли лицо, и взгляды их скрестились.
– Забыла, как это делается? – насмешливо осведомился Джордан.
Алекс скорее умерла бы, чем позволила ему понять, что он был единственным мужчиной, целовавшим ее в губы за последние пятнадцать месяцев. Однако она видела, что он начинает угадывать правду.
– Нет, – задыхаясь пролепетала она.
Его раскрытые губы вновь обожгли ее долгим поцелуем.
– Поцелуй меня, принцесса, – хрипло настаивал он, целуя ее шею и плечи. – Я хочу убедиться, так ли это хорошо, как помнится.
Так, значит, он тоже воскрешал в памяти их поцелуи! Это ошеломляющее открытие сломило остатки сопротивления… С тихим отчаянным стоном она повернула голову и припала к его губам. Руки против воли поднялись, чтобы обвить его шею. На этот раз она отдалась его грубому, властному и одновременно нежному поцелую, приоткрывая губы под чувственным нажатием, и в это же мгновение его язык завладел ее ртом.
Затерянная в бурном море желания, страсти и смущения, Александра ощутила, что его ладонь гладит ее бедра, но вместо того, чтобы вырваться, сжала его плечи, припадая к нему всем своим словно плавящимся от горячечного накала телом. По спине Джордана пробежала дрожь. Не прерывая поцелуя, он бережно сжал ее грудь, перекатывая между пальцами мгновенно затвердевший сосок. Язык проник еще глубже и неожиданно удалился. Пронзающие выпады повторялись снова и снова в головокружительном, все убыстряющемся, сводившем с ума ритме. Бесконечный, опьяняющий поцелуй, жар его рук, ласкающих грудь, напряженная сила ног и бедер, прижимающихся к ней, творили колдовство, и Александра отвечала на поцелуи с тем же беспомощным пылом, который ощущала когда-то, только на этот раз ее застенчивость поглотило желание прижать его к себе, притвориться хотя бы ненадолго, что он – тот, о ком она мечтала всю жизнь.
Джордан сознавал только одно – женщина в его объятиях дарит ему неземное наслаждение, и не мог дольше ждать. Когда она робко коснулась языком его губ, он стиснул жену, втягивая ее язык в свой рот, изнемогая от первобытного, примитивного желания, бурлящего в чреслах. Борясь с яростной потребностью бросить ее на ковер и взять тут же, на полу кабинета, Джордан с трудом оторвался от Алекс и прерывисто вздохнул. Очевидно, жена многому научилась за то время, пока он гнил в тюрьме!
Медленно выбираясь из сладострастного тумана, Александра посмотрела в его чарующие глаза, как сквозь сон отмечая, что по мере того, как он возвращается к реальности, их цвет быстро меняется от дымчато-темного до обычного, светло-серебристого. И… и она все еще обнимает его, а загорелая кожа под ее пальцами обжигающе горяча. – Заставь меня пылать… – упрашивал он. Давно забытое ощущение удовлетворенной гордости пронизало Алекс при мысли о том, что, очевидно, ей это удалось; мягкие губы изогнулись в бессознательно-манящей усмешке. Джордан настороженно глянул на нее и, ми что-то, опустил руки и резко отступил. Лицо мгновенно окаменело, челюсти сжались.
– Мои комплименты, – резко бросил он, и Александра с упавшим сердцем поняла, что его непредсказуемо-изменчивое настроение самым неожиданным образом испортилось. – За последний год, вы, по-видимому, многому научились. «Всего пятнадцать месяцев назад, – подсказал ей все еще ошеломленный разум, – этот человек считал меня жалкой, ни на что не годной простушкой».
С трудом изобразив на лице сияющую, искусственную улыбку, Алекс беспечно заметила:
– Немногим больше года назад вы находили меня омерзительно наивной. Теперь жалуетесь на то, что я чересчур опытна. На вас никак не угодить!
К ее величайшему огорчению, Джордан и не подумал отрицать, что считал ее наивной.
– Сегодня ночью, в постели, после того как я вернусь из «Уайтса», мы сможем обсудить, что я предпочитаю. А пока, – продолжал он жестким, властным тоном правителя, провозглашающего непреложный закон, – я требую, чтобы вы поняли следующее: ни о признании брака незаконным, ни о разводе не может быть и речи. Далее, никаких шутливых дуэлей и поединков, никаких мужских костюмов, скачек в парках и тому подобного. Запрещаю вам также появляться на людях с каким бы то ни было мужчиной, кроме меня. Надеюсь, я выразился достаточно ясно? Вашим спутником могу быть только я, и никто иной.
Утихшая было ярость снова взорвалась в мозгу Александры.
– Да какое право вы имеете приказывать мне? Кто вы такой? – вскричала она, краснея от негодования. Он и вправду нисколько не изменился! По-прежнему стремится убрать ее с глаз долой! Еще несколько дней, и он велит ей отправляться в Девон!
– Мне известно, кто я такой! – рявкнул он. – Беда в том, что я не знаю, кто вы. Раньше мне казалось, что знаю. Но не теперь.
– Совершенно согласна с вами, – процедила Алекс, мудро подавляя порыв объяснить мужу заранее, что не намеревается подчиняться его приказам. – Вы считали, что женились на доверчивой, покорной, обожающей вас девочке, которая по малейшему знаку бросится выполнять любое ваше желание?
– Что-то вроде этого, – сухо признал Джордан.
– Вы просчитались.
– Все еще впереди.
– Александра вскинула голову и повернулась, подчеркнуто отказываясь сделать реверанс.
– Ошибаетесь, ваша светлость, – произнесла она, направляясь к двери.
– Меня зовут Джордан, – со злостью напомнил он. Александра остановилась. Изящно очерченные брови приподняты в деланном удивлении, на щеках горят багровые пятна. Когда-то она мечтала, чтобы он попросил ее обращаться к нему по имени… Теперь же ей доставит огромное удовольствие поставить его на место.
– Мне это известно… – объявила она и со спокойным вызовом добавила:
– …ваша светлость.
Дав ему понять, что не собирается допускать ни малейшей близости и уж тем более обращаться к нему по имени, Алекс снова шагнула к порогу, чувствуя, как его взгляд впивается в ее лопатки, молясь, чтобы трясущиеся ноги не подкосились, и стараясь скрыть, как нервничает.
Она уже коснулась дверной ручки, когда тишину разорвал низкий зловещий голос:
– Александра!
Алекс невольно вздрогнула.
– Да? – вежливо бросила она, оборачиваясь.
– Хорошенько подумайте, прежде чем совершить ошибку и пренебречь приказами. Уверяю вас, вы горько пожалеете.
Превозмогая ледяной озноб тревоги и страха, Александра гордо подняла подбородок:
– Вы закончили?
– Да. Пошлите мне Хиггинса, пожалуйста. Эта просьба напомнила Алекс о судьбе ее слуг, и она круто развернулась, готовясь к последней схватке.
– В следующий раз, когда вздумаете отомстить мне за очередное воображаемое преступление, будьте добры оставить моих слуг в покое. Эти два ни в чем не повинных старика, которых вы сослали сегодня на кухню, заменили мне отца! Пенроуз учил меня удить рыбу и плавать, Филберт сколотил кукольный домик, а позже и плот и показал, как им управлять! Я не позволю вам унижать и оскорблять…
– Велите Хиггинсу, – невозмутимо перебил Джордан, – дать им работу, где вам будет угодно, кроме, конечно, передней и холла.
Дверь за Алекс захлопнулась. Джордан, мрачно хмурясь, в задумчивости опустился на стул. Он сделал все, как хотел, – заставил жену понять правила, по которым ей придется отныне жить, и был уверен, что она покорится. Немыслимо, чтобы молодая женщина, когда-то неприкрыто боготворившая мужа, посмела
