вечер, когда Дункан уходил, Ян стоял у окна и смотрел в темноту, его собака была рядом с ним.
– Возьми ее с собой и отдай кому-нибудь в деревне, – сказал Ян тоном окончательным, как смерть.
Дункан, не зная, как реагировать на это, в растерянности остановился в дверях.
– Кого взять с собой?
– Собаку.
– Но ты же сказал, что останешься здесь по крайней мере на полгода, чтобы привести все в порядок.
– Возьми ее с собой, – отрезал Ян. Дункан наконец понял, что делает Ян, и испугался за него.
– Ян, ради Бога, Тень обожает тебя. И кроме того, с ней тебе будет не так одиноко.
– Отдай ее Маккарти в Кэлгари, – отрывисто сказал Ян, и Дункан забрал с собой упирающегося Лабрадора. Им пришлось надеть на него ошейник, чтобы увести из дома.
На следующей неделе Тень прибежала с другого конца графства домой. Дункан в это время был там и с комом в горле наблюдал, как Ян решительно отказался признать ничего не понимающего Лабрадора. На следующий день Ян пошел вместе с Дунканом в Кэлгари и собственноручно передал собаку новому хозяину. Когда Ян вышел во двор и сел на лошадь. Тень бросилась бежать за ним, но он развернулся и резко прикрикнул на нее.
И Тень осталась, потому что не могла ослушаться приказа своего хозяина. Когда через несколько часов ушел и Дункан, собака все еще сидела во дворе, не отрывая взгляда от поворота дороги. Свесив голову набок, она ждала, потому что не могла поверить, что Ян действительно бросил ее навсегда.
Но Ян так никогда и не вернулся за ней. Тогда Дункан впервые понял, что при желании Ян мог задавить в себе любые чувства. Он бесповоротно решил избавиться от всего, что было ему дорого, чтобы больше никогда уже не испытать боль утраты. Он сложил в сундуки все портреты родителей и сестры и все принадлежавшие им вещи и убрал на чердак, так что теперь единственным, что могло напомнить ему о них, был дом. И воспоминания.
Вскоре пришло письмо от его деда, герцога Стэнхоупского. Через двадцать лет после того, как он отрекся от своего сына за то, что тот женился на матери Яна, герцог предложил внуку все, чего он был лишен. Его письмо пришло через три дня после пожара. Ян прочитал его и выбросил в корзину, так же он поступал со всеми письмами, последовавшими за этим. Так продолжалось одиннадцать лет, в течение которых Ян оставался таким же неприступным, как его родные скалы, и таким же безжалостным, как топкие торфяные болота, заросшие вереском, среди которых он рос.
Это был самый непреклонный человек, которого знал Дункан. Еще мальчиком он приводил родителей в замешательство своей спокойной уверенностью, блестящим умом и своенравным упорством. Его отец однажды пошутил: "Ян позволяет нам с матерью воспитывать его только потому, что любит нас, а не потому, что считает нас умнее. Он знает, что умом превосходит нас, но не говорит этого вслух, чтобы не задеть нашего самолюбия.
Зная, как Ян бесповоротно отрекается от тех, кто обидел его, Дункан почти не надеялся, что ему удастся изменить отношение Яна к деду, тем более что в данном случае он даже не мог воззвать к его чувствам. Герцог Стэнхоупский значил для Яна куда меньше, чем его Лабрадор.
Погрузившись в эти размышления, Дункан мрачно смотрел на огонь, не замечая, что Ян отложил книгу в сторону и наблюдает за ним. Наконец Ян нарушил тишину:
– Поскольку я приготовил рыбу не хуже, чем обычно, полагай, у тебя есть какие-то другие причины для такого свирепого вида.
Дункан кивнул и с сильным предчувствием, что ни к чему хорошему это не приведет, встал, подошел к камину и приступил к делу.
– Ян, я получил письмо от твоего деда, – начал викарий и увидел, как располагающая улыбка исчезает и лицо Яна превращается в каменную маску. – Он просит меня походатайствовать за него и уговорить тебя встретиться с ним.
– Ты зря теряешь время, – стальным голосом ответил Ян.
– Но ведь он твоя семья, – тихо произнес Дункан.
– Вся моя семья в этой комнате, – горько отозвался Ян. – И никакой другой я не признаю.
– Ты его единственный наследник, – безнадежно продолжал викарий.
– Это его проблема.
– Он умирает, Ян.
– Я не верю этому.
– А я верю ему. И знаешь, Ян, если бы твоя мать была жива, она умоляла бы тебя помириться с ним. Она всю жизнь мучилась от мысли, что из-за нее твой отец лишился семьи и наследства. Я думаю, тебе не надо напоминать, что твоя мать была моей единственной сестрой. Я любил ее, и если я смог простить этого человека за ту боль, которую он причинил ей, то, наверное, и ты мог бы это сделать.
– Прощать – твоя профессия, – с сарказмом ответил Ян. – У меня же другой принцип: око за око.
– Говорю тебе, он умирает.
– А я говорю тебе, что мне плевать на это! – четко выговаривая каждое слово, отрубил Ян.
– Даже если титул не нужен тебе самому, прими его хотя бы ради своего отца. Этот титул принадлежал ему по праву, так же как будет принадлежать твоему сыну. Это последняя возможность одуматься, Ян. Твой дед дал мне еще две недели на то, чтобы уговорить тебя. По истечении этого времени он назовет другого наследника. Ты приехал сюда на две недели позже, чем собирался, и, может быть, сейчас уже поздно….
– Поздно было еще одиннадцать лет назад, – с ледяным спокойствием ответил Ян. Вдруг лицо его смягчилось, и он стал запихивать бумаги в ящик. Потом посмотрел на Дункана и с ясной спокойной улыбкой сказал:
– Твой стакан пуст, викарий. Выпьешь еще? Дункан вздохнул и покачал головой. Все вышло так, как он и ожидал: Ян мысленно захлопнул дверь перед своим дедом, и ничто уже не могло изменить его решения. Дункан знал по опыту, что, когда Ян становится таким мягким и приветливым, до него уже не достучаться. Подумав, что их первый вечер с племянником все равно безнадежно испорчен, Дункан решил заодно обсудить и другой щекотливый предмет.
– Ян, насчет Элизабет Кэмерон. Ее дуэнья сообщила мне некоторые вещи…
Опасно ласковая улыбка снова возникла на лице Яна.
– Можешь не продолжать, Дункан. С этим покончено.
– С разговором или…
– Со всем.
– Но мне вовсе так не кажется! – воскликнул Дункан, выведенный из терпения раздражающим спокойствием Яна. – То, что я видел…
– Ты видел конец.
Дункан заметил, что он произнес это с той же окончательностью и веселой невозмутимостью, с которыми говорил о герцоге. Все выглядело так, словно он решил эти вопросы как нельзя более благоприятно для себя, и никто и ничто не сможет заставить его пересмотреть свое к ним отношение. Судя по его реакции, Ян отнес Элизабет к той же категории лиц, что и герцога Стэнхоупского. Вконец расстроенный, Дункан схватил со стола бутылку бренди и плеснул себе в стакан.
– Есть кое-что, о чем я тебе никогда не говорил, – со злостью проговорил он.
– И что же это?
– Я ненавижу, когда ты начинаешь выставлять серьезные вещи в незначительном и забавном свете. Я бы предпочел увидеть тебя в ярости! По крайней мере тогда я хоть знал бы, что могу достучаться до тебя! – в отчаянии воскликнул Дункан.
В ответ на это Ян взял со стола книгу и снова начал читать.
Глава 15
– Ян, может быть, сходишь в сарай и посмотришь, что так задержало Элизабет? – спросил викарий, ловко переворачивая жарившуюся на сковороде ветчину. – Я послал ее туда за яйцами пятнадцать минут назад.
Ян бросил у камина охапку дров, отряхнул руки и пошел искать потерявшуюся гостью. Сцена, которую он застал в сарае, заставила его застыть в немом удивлении. Уперев руки в бока, Элизабет сердито смотрела
