– У меня есть несколько вопросов, милорды, – сказал генеральный прокурор, лорд Сатерленд.
Элизабет с тревогой смотрела, как лорд Сатерленд вышел вперед, но когда он заговорил, она была поражена, с какой добротой звучал его голос. Даже в состоянии страха и отчаяния, Элизабет могла безошибочно почувствовать презрение, мужскую ненависть, направленную на нее со всех сторон Палаты, – отовсюду, кроме него.
– Леди Торнтон, – начал лорд Сатерленд со смущенным видом, почти обрадованный, что она находилась здесь, чтобы прояснить дело. – Пожалуйста, не надо так бояться. У меня только несколько вопросов. Не будете ли так любезны, и не расскажете ли нам, что привело вас сюда так поздно и явно в состоянии большого беспокойства?
– Я… я приехала, потому что узнала, что мой муж обвиняется в убийстве моего брата и меня, – сказала Элизабет, стараясь говорить достаточно громко, чтобы ее услышали в конце огромного зала.
– А где вы были до сих пор?
– Я была в Хелмшиде с моим братом Роб…
– Она сказала с братом? – громко спросил один из королевских адвокатов.
Лорд Сатерленд был поражен так же, как и присутствующие в зале, и снова вспыхнули разговоры, что, в свою очередь, заставило лорда-канцлера призвать всех к порядку. Однако обвинитель быстро пришел в себя. Почти сразу же оправившись, лорд Сатерленд сказал:
– Вы приехали сюда, чтобы сообщить нам, что не только живы и невредимы, – задумчиво сделал он вывод, – но и были с братом, пропадавшим где-то два года, с братом, чей след никто не мог найти – ни ваш сыщик, мистер Уордсворт, ни королевские сыщики, ни даже те, которых нанял ваш муж?
Элизабет испуганно посмотрела на Яна и тотчас же в ужасе отвела взгляд, увидев на его лице ледяную ненависть.
– Да, правильно.
– И где же этот брат? – для большего эффекта лорд Сатерленд обвел рукой зал и посмотрел по сторонам, как бы ища Роберта. – Вы привезли его с собой, чтобы мы могли увидеть его так, как видим вас, – живого и невредимого?
– Нет, – вымолвила Элизабет. – Я не привезла, но…
– Пожалуйста отвечайте только на мои вопросы, – предупредил лорд Сатерленд. Довольно долго он казался озадаченным, затем сказал: – Леди Торнтон, я думаю, мы все хотели бы услышать, почему вы покинули надежный и удобный дом, убежали тайно от мужа, а сейчас в этот последний решительный час вернулись, чтобы заявить, что мы все сделали каким-то образом ошибку, считая, будто ваша жизнь или жизнь вашего брата в опасности. Начните с начала, пожалуйста.
Элизабет была обрадована, что ей дают возможность поведать свою историю, поэтому она рассказала ее слово в слово, в точности, как репетировала в карете, повторяя снова и снова – старательно опуская ту часть, которая представила бы Роберта лжецом и сумасшедшим, твердо решившим добиться, чтобы Яна повесили за убийства, им не совершенные. Осторожно, заранее подготовленными словами она быстро описала Роберта так, как действительно видела его, – молодым человеком, которого страдания и лишения привели к тому, что в заблуждении он захотел отомстить ее мужу; молодым человеком, которого Ян спас от виселицы или пожизненного тюремного заключения, милосердно посадив на корабль, идущий за границу; молодым человеком, из-за своих собственных непреднамеренных поступков подвергшимся тяжелым испытаниям и даже сильным избиениям, в которых несправедливо обвинял Яна.
Так как Элизабет была в отчаянии, испугана и слишком много раз про себя повторяла то, что ей предстояло произнести, давала показания ровным лишенным эмоций голосом, ее речь казалась заранее подготовленной, и она закончилась удивительно быстро. Единственный раз у нее дрогнул голос, это произошло, когда ей пришлось признаться, что она в самом деле поверила, будто муж виновен в избиении брата. В этот страшный момент Элизабет виновато взглянула на Яна, и выражение его лица еще больше ужаснуло ее, потому что на нем запечатлелась скука – словно она была очень плохой актрисой, игравшей в крайне скучной пьесе, которую его заставляли смотреть.
Мертвую тишину, последовавшую за этими показаниями, нарушил лорд Сатерленд, коротко с сочувствием рассмеявшись; и вдруг его глаза пронзительно посмотрели на Элизабет, и на нее обрушился громкий голос:
– Дорогая моя женщина, у меня к вам один вопрос, и он очень похож на тот, который я уже задавал: я хочу знать: «Почему?»
По необъяснимой причине Элизабет почувствовала, как ее охватывает леденящий страх, будто ее сердце поняло, что происходит что-то ужасное – ей не поверили, а прокурор сейчас сделает так, что ей уже наверняка больше никогда не поверят.
– Почему… что почему? – заикаясь, спросила она.
– Почему вы приехали сюда? Чтобы рассказать нам такую удивительную басню, в надежде спасти жизнь этого человека, от которого, как вы признались, вы убежали несколько недель назад?
Элизабет умоляюще посмотрела на Петерсона Делхэма, который пожал плечами, как бы с отвращением отступаясь. Чувствуя себя парализованной, она вспомнила его слова, сказанные в холле, и тут поняла их: «То, что я делал, – ничто по сравнению с тем, что обвинение попытается сделать с ее историей… Это уже не поиск истины и справедливости… это театр, и обвинение стремится устроить звездное представление…»
– Леди Торнтон! – резко сказал обвинитель и начал засыпать ее вопросами с такой быстротой, что она едва успевала отвечать на них. – Скажите нам правду, леди Торнтон. Этот человек, – палец осуждающе указал туда, где сидел Ян, но Элизабет не видела его, – нашел вас и подкупил, чтобы вы вернулись сюда и рассказали нам эту глупую басню? Или он нашел вас и угрожал убить, если вы не явитесь сегодня сюда? Правда ли, что вы не имели представления, где находится ваш брат? Правда ли, что, согласно вашему собственному признанию, которое вы сделали несколько минут назад, вы, боясь за свою жизнь, бежали от этого жестокого человека? Правда ли, что вы боитесь, что и дальше он будет жесток к вам?…
– Нет! – воскликнула Элизабет. Она быстро обвела взглядом мужские лица вокруг нее и над ней, и не увидела ничего, кроме сомнения и презрения к той правде, которую рассказала им.
– Больше вопросов нет!
– Подождите! – За эту долю секунды Элизабет поняла, если она не смогла убедить их в том, что говорит правду, может быть, сможет убедить их, что она слишком глупа, чтобы сочинить эту ложь. – Да, мой лорд, – зазвенел ее голос. – Я не могу отрицать это – жестокость, я хочу сказать.
Сатерленд обернулся, глаза его загорелись, и в огромной Палате снова возникло оживление.
– Вы признаете, что это жестокий человек?
– Да, признаю, – убежденно заявила Элизабет.
– Моя дорогая, бедная женщина, не могли бы вы рассказать всем нам о некоторых примерах его жестокости?
– Да, и когда расскажу, я знаю, вы все поймете, каким действительно жестоким может быть мой муж и почему я убежала с Робертом, то есть с братом.
Торопливо она старалась придумать полуправду, которая не являлась бы лжесвидетельством, и вспомнила слова Яна в ту ночь, когда он приехал за ней в Хейвенхерст.
– Да, продолжайте. – Все, сидящие на галерее, дружно наклонились вперед, и Элизабет казалось, все здание наваливается на нее.
– Когда последний раз ваш муж был жесток?
– Вот, как раз перед тем, как я уехала, он угрожал урезать мои карманные деньги, я потратила больше и ужасно не хотела признаваться.
– Вы боялись, что он будет бить вас за это?
– Нет, я боялась, он мне больше не даст до следующего квартала.
На галерее кто-то засмеялся, затем резко умолк. Сатерленд начал мрачно хмуриться, но Элизабет ринулась дальше:
– Мы с мужем обсуждали как раз эту самую вещь, я хочу сказать, карманные деньги, в ту ночь, за два дня перед тем, как я убежала с Бобби.
– И он начал ругаться во время этого обсуждения? Это было той самой ночью, когда, как показала ваша горничная, вы плакали?
