думала: – Я все еще не верю, что я действительно в Шотландии.
– Я тоже.
Они обходили холм, спускаясь по тропинке, которую он, казалось, находил инстинктивно, позади них свет в окнах дома бледнел и затем совсем исчез.
Несколько минут они прошли в молчании, обогнули холм, и неожиданно перед ними ничего не стало, кроме мрака, заполнившего лежащую глубоко внизу долину, пологого склона холма позади них, небольшого просвета слева и усыпанного звездами покрывала над головой. Здесь Ян остановился и, сунув руки в карманы, пристально посмотрел куда-то вдаль за долину. Элизабет, не зная, в каком он настроении, прошла несколько шагов дальше до конца тропинки, ведущей влево, и остановилась, потому что дальше идти было некуда. Здесь, казалось, было холоднее, и она рассеянно еще плотнее натянула на плечи шаль, украдкой взглянув на Яна. Его профиль резко выступал в лунном свете, он поднял руку и потирал мышцы шеи, как будто испытывал напряжение.
– Я полагаю, нам следует вернуться, – сказала Элизабет после того, как прошло несколько минут, и его молчание начало беспокоить ее.
В ответ Ян откинул голову и закрыл глаза, как человек, испытывающий муки какой-то скрытой внутренней борьбы.
– Почему? – спросил он, не меняя этой странной позы.
– Потому что дальше идти некуда, – ответила она, констатируя очевидное.
– Мы вышли сегодня не для прогулки, – резко сказал Ян.
Ощущение безопасности начало покидать Элизабет.
– Разве?
– Вы знаете, что нет.
– Тогда… тогда зачем мы здесь? – спросила она.
– Потому что мы хотели побыть вдвоем.
Ужаснувшись, что, возможно, он каким-то образом узнал, какие мысли преследовали ее за ужином, Элизабет спросила смущенно:
– Почему вы думаете, что я хочу побыть наедине с вами?
Ян повернулся к ней и безжалостным взглядом посмотрел ей в глаза:
– Иди сюда, и я покажу тебе, почему.
Все ее тело задрожало от смешанного чувства шока, желания и страха, но каким-то образом сохранился контроль над мыслями. Одно дело испытывать желание, чтобы тебя целовали вблизи дома, где рядом находился священник, и совершенно другое – здесь, в абсолютном уединении, где ничто не оградит ее от различных вольностей с его стороны. Намного опаснее. Намного страшнее. И, помня свое поведение в Англии, Элизабет даже не могла обвинить Яна в том, что он думает, будто она хочет этого сейчас. Отчаянно пытаясь не поддаваться чувственности, исходящей от него и притягивающей к нему, Элизабет с трудом набрала воздуха.
– Мистер Торнтон, – начала она спокойным тоном.
– Меня зовут Ян, – перебил он. – Учитывая долгое знакомство, не говоря уже о том, что произошло между нами, не думаешь ли ты, что довольно смешно называть меня мистером Торнтоном?
Не обращая внимания на его тон, Элизабет старалась сохранить спокойствие.
– Я полностью обвиняла вас в тот уик-энд, когда мы были вместе, – мягко начала она. – Но я теперь разбираюсь лучше. – Девушка прервала эту храбрую речь, чтобы набрать воздуха, а затем продолжала: – Правда заключается в том, что мое поведение в первый вечер, когда мы встретились в саду и я попросила вас танцевать со мной, было глупым, нет, бесстыдным. – Элизабет остановилась, зная, что могла бы частично оправдать себя, объяснив, что сделала все это для того, чтобы ее подруги не потеряли свои деньги, но он, без сомнения, посчитал бы это унизительным и оскорбительным, а ей очень хотелось сгладить отношения между ними и не ухудшать их еще больше. И поэтому, запинаясь, сказала: – После этого каждый раз, когда мы оказывались вдвоем, я вела себя как бесстыдная распутница. Я не могу полностью обвинять вас в том, что именно так вы обо мне думаете.
Голос Яна был полон иронии:
– И это то, что я думаю, Элизабет?
Его звучный голос, произнесший в темноте ее имя, потряс девушку почти так же сильно, как и странное выражение его лица, с которым он смотрел на нее через расстояние, разделявшее их.
– Ч-что же еще могли вы думать?
Положив руки в карманы, он повернулся к ней лицом.
– Я думал, – сказал Ян сквозь зубы, – что вы были не только прекрасны, но и опьяняюще невинны. Если бы тогда в саду я верил, что вы понимаете, на что напрашиваетесь, флиртуя с человеком моих лет и репутации, то воспользовался бы вашим предложением, и мы оба пропустили бы танцы.
Элизабет в изумлении посмотрела на него:
– Я вам не верю.
– Чему вы не верите? Что я хотел тут же затащить вас за кусты и заставить растаять в моих объятиях? Или что у меня хватило совести отказаться от такого постыдного порыва?
Теплое чувство предательски начало медленно растекаться по жилам Элизабет, и она, собрав все силы, боролась с овладевающей ею слабостью:
– Ну, а что случилось с вашей совестью в лесном домике? Вы же знали, что когда я вошла туда, то думала, вы уже уехали.
– А почему вы остались, – продолжал он ровным голосом, – когда поняли, что я еще там?
В смущении Элизабет откинула со лба волосы.
– Знаю, что не должна была делать этого, – призналась она. – Но не знаю, почему я осталась.
– Вы остались по той же причине, что и я, – сказал он с грубой прямотой. – Мы хотели друг друга.
– Это было ошибкой, – возразила она рассерженно. – Опасной и… глупой!
– Глупой или нет, – сказал он решительно, – я хотел тебя. Я хочу тебя сейчас.
Элизабет сделала ошибку, посмотрев на него, – против ее воли его янтарные глаза смотрели на нее, не позволяя отвести взгляд. Шаль, которую она сжимала как спасительную соломинку, выскользнула из бесчувственной руки и свисала сбоку, но Элизабет этого не замечала.
– Никто из нас ничего не выиграет из-за того, что мы будем притворяться, будто тот уик-энд в Англии закончился и забыт, – сказал Ян решительно. – Вчерашний день доказал, что он не кончился, если не доказал больше, что он никогда не был забыт – все это время я помнил тебя, и я очень хорошо знаю, что ты помнила меня.
Элизабет хотела возразить; она почувствовала, что если сделает это, то ее обман так возмутит его, что он повернется и уйдет от нее. Она подняла подбородок, не в состоянии отвести от него глаз, но на нее произвело слишком сильное впечатление то, в чем он только что признался, и не могла солгать ему.
– Хорошо, – сказала Элизабет неуверенно, – вы победили, я никогда не могла забыть вас и тот уик-энд. Ну, как я могла? – добавила она в свою защиту.
Он улыбнулся в ответ на ее сердитый выпад, и его голос приобрел мягкость тяжелого бархата.
– Подойди, Элизабет.
– Зачем? – спросила она дрожащим шепотом.
– Затем, чтобы закончить то, что мы начали в тот уик-энд.
Элизабет смотрела на него, застыв от страха, смешанного с сильным волнением, и отрицательно затрясла головой.
– Я не буду принуждать тебя, – тихо сказал Ян, – и не буду принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь, когда я обниму тебя. Подумай об этом как следует, – предупредил он, – потому что, если ты подойдешь ко мне сейчас, ты не сможешь сказать себе завтра утром, что я заставил тебя против твоей воли или что ты не знала, к чему это приведет. Вчера никто из нас этого не знал. Сегодня мы знаем.
Какой-то внутренний предательский голосок побуждал ее подчиниться, напоминая о том, что после публичного наказания, которое она испытала с тех пор, как они встретились, Элизабет заслужила несколько тайных страстных поцелуев, если хотела их. Другой голос предупреждал ее не нарушать правил еще раз.
– Я… я не могу, – слабо воскликнула она.