и дальше беседу продолжим. Ахмед просил меня быть с вами откровенной, иначе давно бы вас выгнала.
— Раскумариться — это принять наркотик при начинающихся явлениях абстиненции, как я понимаю?
— Правильно понимаете, пожилой следователь. У меня тут и амнуха имеется… А где мои алберки?
— Забудь об этом, Оксана. И амнухи твои, и алберки по приказу Ахмеда из твоей сумочки убрали. Больно тебе сейчас будет очень, Оксана, так, что зубы ты лучше сожми. Когда меня мой Аптекарь, как сейчас тебя Ахмед, без шприца и ампулы с наркотическим раствором оставил, знаешь, как я ломалась? Я сейчас расскажу тебе, что сама испытала, и что тебя сегодня этой ночью ждет. Чувства твои, Оксана, будут обострены до накала — каждый звук будет разрезать мембрану уха как скальпель хирурга; зубы будут сжаты так, что готовы вот-вот раскрошиться на мелкие кусочки. Болеть будет все — кожа, ногти, волосы, но особенно мышцы. Боль настолько сильна… Словно тысячи огромных паразитов со страшными челюстями рвут твою плоть кусками, смачно пережевывая ее и впиваются клешнями во все более глубокие слои твоего тела. Они проникают все глубже, добираются до самой тонкой плоти естества, победно взрывают и его, доставляя страдания уже более чем нетерпимые и уж точно запредельные. И теперь лишь забытье сможет прекратить этот нескончаемый поток нарастающей адской боли. Дальше происходит и вовсе нечто невероятное — голова изнутри взрывается мелкими фонтанчиками собственного мозга, в серой реке которого уже плавают острые куски собственного черепа. Череп не выдерживает напора распирающего мозга, сдается, идет трещинами, глубокими сколами. Кожа на лице сначала натягивается как на барабане, но, по мере того как мозг выручил, пошел из ушей, внезапно обвисает и сморщивается старушечьими комьями. Глазницы свернулись внутрь подобно пластилиновым…
— Прекрати! Ленка прекрати, прошу тебя, у меня это уже было, второй раз я это не переживу. Ахмед, миленький, ты же меня любишь, я знаю. Ну что тебе стоит, только одну ампулу, прошу тебя!
— Оксана, я сама прошла через это. Ахмед тебя обожает, в твоем присутствии он балдеет от счастья, но это одна из очень немногих твоих просьб, которую он никогда не выполнит. Никогда.
— Но зачем меня так мучить? Я уколюсь ровно через пятнадцать минут после того, как выйду на улицу!
— Оксана, ты не понимаешь, с кем ты связалась. Тебя не выпустят из этого дома может быть год, а может быть два. А когда выпустят, ты сможешь увидеть наркодилера только из окна джипа. Если ты будешь настаивать, чтобы тебя не раздражать, тебе позволят подойти к нему. Но, предварительно, охрана, которую приставит к тебе Ахмед, произведет ему контрольный выстрел в голову.
— Лена, ты зачем мне все это рассказываешь? И вообще, зачем ты сюда пришла?
— Скоро пожилой следователь, которому ты сейчас расскажешь все, что знаешь и не знаешь, уйдет. И Ахмед уйдет.
— Ахмед, не уходи никуда. Я этого не переживу второй раз. Если я умру, то меня больше никогда не будет в твоей кровати, ты это понимаешь?
— Оксана, Ахмед уйдет вместе с пожилым следователем. В мире, в который ты попала, любимая женщина не может спорить со своим хозяином. Придет врач. Грамотный, хорошо оплаченный врач, который искренне желает тебе только добра. Потому что в случае твоей смерти его тоже убьют, скорее всего. У него будут все необходимые лекарства, и рядом с ним будет квалифицированная медсестра. И я, которая через все это прошла. Мы постараемся тебе помочь, но пока у тебя есть несколько часов для ответов на вопросы пожилого следователя. А герыча ты в своей жизни больше никогда не увидишь. Никогда.
— Ну, Оксана, мне передали, что вы уже пришли в себя. Я рад, что все закончилось благополучно.
— Пытать живого человека не гуманно. Пусть даже для его же пользы. Впрочем, трудно себе представить, чтобы пожилой следователь это понимал.
— Оксана, в прошлый раз разговор у нас не получился. А как будет в этот раз?
— Я девочка послушная. Ахмед приказал мне быть откровенной, так что я вам расскажу все, что знаю.
— «Ахмед приказал», «Я девочка послушная»… Как говорил египетский фараон Аминхатеп Второй: «Чего только не свершит человек, ежели его сильно бить палкой по спине…». А ломка, говорят, еще страшнее. Тогда мой первый вопрос, Оксана — ваше мнение об Олигархе.
— Сын полка КГБ и пипка бесноватая. Впрочем, с тех пор, как у него появилась эта рыжая с пристани, он больше не ходок. Длинная, костлявая, не от мира сего. И что он в ней нашел?
— А почему сын полка КГБ?
— Да какой-то он такой. Вроде и в авторитете, и мужик видный. А ведет себя иной раз как кастрат, который женские роли в дешевых порнофильмах озвучивает.
— И этому, по вашему мнению, обучают… Ладно. А кто такой Капитан? Вы его знаете?
— Ископаемый древесный гомосек. Воспитывать надо. Желательно арматуриной. Кресло-кончалка чертова.
— Хм. «гомосек», это вы, конечно, образно. А в остальном все точно помечено. Допустим. А кто такой Ноготь, вы слышали о нем когда-нибудь?
— Титан интеллекта, хотя и явный ненормальный. Не матеря широкие массы, я сама своим крестьянством горжусь, но Ноготь наперед на шесть ходов видит. Он Олигарху все главные комбинации и продумывал, пока с Хомяком в Москву от Олигарха не свалил.
— Оксана, вы даже это знаете? Тогда пару слов о Хомяке.
— В смысле мускулов ему равных нет. Сев на шпагат, может намертво присосаться анусом к линолеуму, если захочет. За это такие же слабоумные кулаки его обожают. С мозгами значительно хуже. Потому вождь племени энурезов — это его максимум. Хотя, если он с Ногтем спелись, то вместе они много чего наковырять в носу могут.
— Здорово! Ну, тогда и меня охарактеризуйте. Раскройте подноготную пожилого следователя.
— Могу и вас. Вы мне видитесь проктологом на пенсии. Который много повидал и много знает. Только из за плохого зрения у него всегда нос в дерьме. А характер у того проктолога как у пуделя. Причем слово «пудель» у меня ассоциируется с чем-то веселым, лохмато-лишайным, брехливым, ударенным брошенным тапком, но не теряющем оптимизма.
— Стоп, стоп, стоп. Елена Юрьевна, вот вы человек посторонний, но меня знаете хорошо. Подтвердите, пожалуйста, что это все чепуха.
— Все это правда, а, кроме того, вы любите сладкое.
— Эти две смазливые стервы сговорились. Ахмед, не верьте им. Кстати, Оксана, а что вы можете сказать об уголовном авторитете по имени Ахмед? Невзирая на его заслуги в супружеском ложе.
— Пусть рассказанные мной данные являются строго засекреченными, и почти наверняка будут стоить мне жизни, но молчать я не могу. Приказ есть приказ, правда милый?
— А?
— Спасибо, любимый! Итак. Как-то к нам в баню привели китайца, который тут же на меня начихал. Результат — температура 39.5°…
— От этого вешать хочется! Вешаться я хотел сказать. Оксанка, ну что ты всякие глупости вспоминаешь? Я об этом забыл уже совсем.
— Ваша желание, Ахмед, повесить этого сутенера Оксаны рядом сауной где-то понятно, но тем не менее. Когда вам хочется кого-то повесить, вы должны сдерживаться. Это я вам как работник правоохранительных органов говорю. Допустим, в этот раз Оксана вас отговорила, любезно согласившись пописать в шайку, из которой вы предложили выпить…
— Пожилой следователь, меня сейчас вырвет, я прошу вас!
— Лена, когда аксакалы говорят — женщины стоят. Вы дурно влияете на мою Оксанку, а она еще так молода и неопытна. Что же касается этого сутенера, которого я так и не повесил, то я об этом сожалею.
— Ахмед, врачи сказали, что этому сутенеру уже лучше, но пролежать в больнице два ему придется месяца два минимум, да и шрамы от ожогов… Мне даже неудобно было закрывать это дело за отсутствием
