не надавил на меня и не шантажировал, вряд ли бы я поддался. Поэтому на поздравления я отвечал улыбкой. Не мог же я назвать истинную причину, и, чтобы скорее закончить разговоры, сослался на неотложные дела. Проходя по коридору, заметил двух медсестер, которые, склонив близко головы, о чем-то шушукались. При виде меня у них появилось такое виноватое выражение на лицах, что я сразу понял — они шептались обо мне.
— Доброе утро, доктор Эверетт, — сказала одна, совсем молоденькая, очень энергичная медсестра.
— Доброе утро.
Я прошел мимо. За последний год я получал немало знаков внимания от женского медперсонала. Я был еще молод, на хорошем счету и свободен, теоретически.
Но в душе я был совсем не готов к новой связи. И даже разговор с Уинтер на тему свидания не давал мне покоя.
Возмущало общее мнение, что если прошел год после смерти близкого человека — пора перестать грустить, ведь
— Слышала, что вы придете на пикник, — услышал я сбоку. Оказывается, молоденькая медсестра шла рядом, подстраиваясь под мой шаг.
Я кивнул, не желая продолжать разговор.
— Вся наша смена идет. Замечательная идея. Правда?
Я опять кивнул.
— Увидимся там. — Задохнувшись от собственной смелости, резко свернув, она исчезла в одной из палат.
Я сделал обход. Заполнил все карты, сделал необходимые предписания и вышел из госпиталя. Голова кружилась от всех этих разговоров и внимания к моей особе.
Начало положило письмо Ханны. И вот вмешался Ричи, потом Патрик. Все хотели помочь, но, хотя я и ценил их усилия, не готов был им уступить. Из госпиталя я поехал в свой офис. Линда Барклей подняла голову, когда я появился из двери, предназначенной для персонала.
— Доброе утро, Майкл.
Она единственная называла меня по имени. Женщина средних лет, суррогатная мать, хороший друг.
— Доброе утро, Линда.
Я пошел было к себе, потом вернулся.
— Скажи мне, почему все вокруг считают, что одного года вполне достаточно, чтобы забыть о своей утрате? Что за неписаное правило, откуда оно? — Я не мог успокоиться после разговоров в госпитале.
— Ну…
По ее глазам было заметно, что мой вопрос ее озадачил.
— Я сегодня согласился принять участие в детском пикнике, — успокаиваясь, сообщил я.
— Для тебя это будет полезно. И пора начинать жить.
— И ты, Брут?!
Она рассмеялась.
— Мои родственники уговаривают меня снова начать встречаться с женщинами, — сказал я уже серьезно, Линда поймет все правильно. — Но я не готов.
— Я тоже так считаю.
Ее спокойный тон сразу снял мое раздражение.
— Меня просто подталкивают на свидание с кузиной Ханны.
— С той, что держит ресторан?
Я кивнул, удивленный, что Линда помнит об этом.
— Ты пойдешь?
— Нет.
Ну вот, я и высказал вслух то, о чем все время думал. Решение принято. Отказываюсь подчиняться чужой воле, даже если это воля моей жены.
Я любил Ханну, всегда буду любить ее, но не собираюсь встречаться с Уинтер или кем-то еще только потому, что ей так хотелось. Я сказал правду Линде — я не готов и не знаю, когда буду.
Наверное, потому, что утро началось с давления Ричи, которое потом продолжилось в госпитале, я весь день был не в духе. Не буду отвечать на звонок Уинтер. Она все еще влюблена в своего француза, а я не могу забыть Ханну.
Я вернулся домой вымотанный, усталый и голодный. В холодильнике и на кухонных полках не нашлось ничего, что можно было быстро приготовить или разогреть. Понимаю, что надо избегать готовых продуктов, но сегодня с удовольствием обошелся бы разогретой пиццей. Поход в магазин исключался. Мой ужин состоял из сэндвича с сыром и чашки овсяных хлопьев без молока. Не самый лучший ужин в моей жизни, но желудок я набил. Потом сел за компьютер и ответил на письма.
Я уже отдохнул и немного расслабился, когда зазвонил телефон. Звонок заставил меня вздрогнуть. Он звучал тревожно, как сигнал бедствия.
Идентификатор показал, что звонит Уинтер Адамс. Я тупо смотрел на электронное табло, но не снимал трубку.
К счастью, она не оставила сообщения. Не хотелось быть грубым, невежливым, просто пусть оставят меня в покое. Согласен, я действительно мерзавец, но речь идет о самосохранении.
Глава 9
Что-то случилось? Мэйси Роз посмотрела на Снежка, который, вспрыгнув на закрытую крышку унитаза, внимательно следил за тем, как она чистит зубы.
Был поздний вечер, Мэйси очень устала. Сегодня утром у нее была утомительная фотосессия. Она собиралась с полчаса повязать и лечь спать.
Где-то рядом раздался резкий автомобильный гудок, потом скрежет тормозов.
Она выключила воду, прислушиваясь. И снова гудки, кто-то сигналил теперь непрерывно.
Мэйси с зажатой в зубах щеткой пробежала босиком через гостиную, чтобы узнать, что случилось. Выглянув в окно, Мэйси увидела залитую светом фар большую собаку, замершую прямо посередине проезжей части, парализованную страхом. Хотя Джексон-стрит находилась в спальном районе, движение здесь было довольно интенсивным, даже ночью. Если собака останется на дороге, ее рано или поздно собьют. Необходимо вмешаться. Несмотря на поднятый шум, незаметно было, чтобы кто-нибудь из соседей был обеспокоен происходящим. Открыв входную дверь, Мэйси поспешила к месту происшествия, забыв о том, что на ней только легкая пижама. Зубная щетка все еще была зажата во рту. Схватив собаку за загривок, она стащила ее с проезжей части на тротуар.
Собака была так напугана, что не сопротивлялась. Мэйси втащила ее в дом и закрыла дверь. Это был огромный пес с бурой лохматой шерстью, неопределенной породы. Скорее всего — смесь пород. Он смотрел на нее с выражением, которое могло растопить самое жестокое сердце. Печальные коричневые глаза выражали собачью благодарность. Пес весь еще дрожал, когда она наклонилась его погладить.
Мэйси вытащила наконец изо рта зубную щетку и перехватила голодный собачий взгляд.
— Нет. Это несъедобно. — Она почесала его за ухом.
Он заколотил хвостом.
— Чей ты?
Неудивительно, что на нем не было ошейника, и, скорее всего, нет ни микрочипа, ни тату.
Он выглядел заброшенным, грязная мокрая шерсть свалялась. Наверное, потерялся давно.