реалисты, чем их родители. Мне не хотелось идти на пикник, но причина нежелания была не в детях.
Я боялся своих коллег, особенно некоторых, — например, Патрика; боялся, что они постараются использовать малейшую возможность с кем-нибудь меня познакомить. Мои опасения были вполне обоснованны, судя по тому энтузиазму, с которым коллеги отнеслись к моему возможному участию в мероприятии.
В субботу утром я приехал в парк примерно в десять тридцать. Погода обещала быть хорошей, а в случае дождя всегда можно было укрыться на огромной застекленной веранде. В парке пышным цветом распустились рододендроны и азалии, совсем как в цветнике Ханны. Гамма цветов вокруг напоминала о картинах Моне. Кругом носились дети, некоторые с волосами, некоторые — без. Сегодня был день веселья, игр, призов, вкусной еды и множества друзей. На короткое время они могут забыть обо всем, что связано с болезнью. Родители, отбросив на время тревоги и страхи, просто наслаждаются хорошим днем.
Приближаясь к месту пикника, я увидел шагающего мне навстречу Патрика О'Мэлли. Широко ухмыляясь, он поднял руку в приветствии. Хотя мы и работали в одном офисе, нам редко случалось поговорить не о работе. Патрику я очень обязан. Он часто замещал меня, когда я находился у постели Ханны, особенно в конце. Невозможно было ему отказать. Раз он просил помочь, я сделаю что могу.
— Рад, что ты все-таки выбрался, — заговорил он, приблизившись, — и поздравляю. Слышал, тебя номинировали на звание «Педиатр года». Это классно!
Фармацевтическая компания, специализирующаяся на лекарствах для детей, назначала награду раз в год в четырех регионах страны. Это была моя первая номинация, и много значила для меня. О ней знала Линда и мои родители, больше я ни с кем об этом не разговаривал. Было неловко выделяться, я лечил детей не ради премий и известности, моя цель — просто быть хорошим врачом. Мне не нужны публичные признания.
Награда будет вручаться на грандиозном банкете, одном из тех официальных мероприятий, которые все терпеть не могут, но избежать их невозможно. И я обязан туда явиться. Мне совсем не улыбалось сидеть там целый вечер одному, надо бы пригласить кого-то. Вот только не знаю, кого именно.
Я потер руки, показывая, что мне не терпится приступить к делу.
— Куда мне пойти?
— Нам нужна помощь в организации игр.
Я вспомнил, что Патрик уже говорил об этом раньше.
— Отлично.
— А потом можешь заняться гамбургерами. — Он ободряюще хлопнул меня по спине.
Через минуту я уже веселился с детьми, и мне было стыдно за свое плохое настроение, в котором я пребывал всю последнюю неделю. Во всем виновато письмо Ханны. Она знала, что я постараюсь укрыться от всех, стать затворником, предусмотрела такой вариант. Я даже немного возмутился, что она спустя год после своего ухода может так управлять мной и заставлять совершать неприемлемые для меня поступки. Но разве я мог когда-нибудь ей отказать?
Через пару часов я выдохся. Я уже участвовал в «гонках на трех ногах», вместе с Джимми, десятилетним мальчиком, который вряд ли доживет до своего одиннадцатилетия. Мы первыми доскакали до финиша, и Джимми гордо надел голубую ленту победителя.
Потом я оказался партнером шестилетнего Келли, больного лейкемией. В метании яиц мы проиграли — яйцо треснуло у меня в руке, к восторгу Келли. Я не преуспел и в бросках шара с водой, хотя каким-то образом успевал вовремя отпрыгивать и поэтому не промок насквозь. Потом надел фартук с надписью на груди «Король повар» и отправился к барбекю жарить гамбургеры. Я видел, как Джимми Джеймс с удовольствием их уплетает, видел слезы на глазах его матери, которая радовалась, что аппетит на время вернулся к ее сыну.
И странное дело — я почувствовал, как будто с моих плеч свалился тяжелый груз. Сегодня утром я проснулся, как всегда, с мыслью о Ханне. Первая мысль всегда была о том, что я ее потерял. Засыпал я с той же мыслью. Боль гнездилась в груди постоянно. И вот спустя несколько часов после унылого пробуждения я здесь бегаю, играю с детьми, и Ханна присутствует рядом — смеется, поддразнивает, ободряет.
Возня с детьми, несмотря на удовольствие, которое я от этого получил, заставила вспомнить и пожалеть, что у меня нет своих и, скорее всего, никогда не будет.
Ханна всегда безумно жалела об этом. Она могла бы стать прекрасной матерью. Я не собирался жениться снова, что бы там она ни писала, как бы ни уговаривала, так что отцом мне уже не быть никогда. Мне стало грустно, печаль снова сжала сердце. Вдруг стало закрадываться сомнение: что, если Ханна права, по крайней мере, в своем настойчивом желании, чтобы я перестал непрерывно думать о прошлом и посмотрел наконец в будущее.
Я перечитывал ее письмо столько раз, что помнил каждое слово. Наверное, стоит подумать о будущей жизни и перестать грезить. Но смотреть в будущее не означало обязательно жениться снова. Мои страхи основывались на том, что я никогда не смогу ощутить то полное взаимопонимание, которое связывало нас с Ханной невидимыми нитями духовного родства, испытать всю полноту любви и счастья. Буду вечно сравнивать, и это было бы нечестно по отношению к другой, да и к Ханне тоже.
Отдежурив свою смену у барбекю, я положил гамбургеры и салат на бумажную тарелочку и стал осматриваться, куда бы присесть. Все остальные участники были в основном парами. И меня впервые поразила мысль, насколько я одинок.
Патрик с женой Мелани уже сидели на лужайке и, увидев, что я смотрю в их сторону, знаками приглашали к ним присоединиться. Мне не хотелось никому мешать, но есть в одиночестве тоже не хотелось. И поэтому я направился к ним.
— Рада тебя видеть, — сказала Мелани, когда я присел рядом на траву. Она работает в госпитале медсестрой, добрейшая женщина из всех, кого я знаю.
Я откусил кусок гамбургера, к моему удивлению, он показался мне необыкновенно вкусным. Наверное, был очень голоден, пробегав с детьми часа два. С таким аппетитом я не ел с тех пор, как заболела Ханна.
— Кто это? — Мелани указала на одинокую женскую фигуру.
Мы с Патриком взглянули в ту сторону. Женщина показалась мне знакомой. Я определенно видел ее раньше, когда играл с детьми. Мне уже тогда показалось, что я встречал ее раньше, но не мог вспомнить где.
— Это ведь Линн Ланкастер? — спросила Мелани у мужа.
Я чуть не уронил свой гамбургер.
— Линн Ланкастер?
— Ты знаешь ее? — спросила Мелани.
Я кивнул, чувствуя, как сразу отяжелели руки.
— Она ухаживала за Ханной, одна из медсестер в отделении. — И про себя добавил, что, более того, Линн Ланкастер шла второй в списке, который Ханна мне оставила.
Я украдкой рассматривал ее. Она показалась похудевшей, бледной и выглядела иначе, чем раньше, должно быть, поэтому я не узнал ее с первого взгляда.
— Мне не нравится, что она ест в одиночестве. — Мелани поднялась. — Пойду посижу с ней.
— Предложи ей присоединиться к нам, — поддержал жену Патрик, — не возражаешь, Майкл?
— Патрик, — понизила голос Мелани, укоризненно глядя на мужа.
— Что?
— Не хочу, чтобы Майкл думал, что мы хотим его с кем-то свести.
— Да нет, позови, я не против, — прервал я их спор. Им и невдомек, что до них так поступила сама Ханна. — Приглашайте, если хотите.
Я не видел Линн больше года. То, что мы встретились сейчас, было не похоже на случайное совпадение, скорее на провидение, может быть, это Ханна устроила встречу?
Пока Мелани ходила за Линн, Патрик спросил:
— Ты хорошо ее знаешь?
— Только по госпиталю, — сухо произнес я, чтобы пресечь дальнейшие попытки.
— Она много пережила.
