называется спускающей, которая тянет вниз приготовленное съестное с помощью челюстей. Ведь как [иначе] она проталкивала бы столь густое вещество через теснины глотки, если бы его не поглощала более потаенная сила природы? (15) Но для того чтобы поглощенное не проходило бы, не задерживаясь, через все тело по пронизывающим [его] отверстиям, вплоть до низа, и [не] извергалось бы таким, каким было принято, но ожидало бы необходимого для здоровья действия разделения, существует вторая способность, которую греки называют удерживающей, потому что она - держательница [поглощенного]. (16) Третья [способность], потому что она изменяет пищу из одного в другое, назвается изменяющей. Ей угождают все [другие способности], потому что именно она отвечает за разделение [пищи].
(17) У живота же есть отверстия, из которых [одно], расположенное вверху, принимает проглоченное и складывает в мешок живота. Это - желудок, который заслуживает название отца семейства, как бы единолично управляющего всем живым существом, ибо, если он заболевает, жизнь находится в опасности вследствие нарушения хода пищи; ему, словно бы обладающему разумом, природа предписала желать или не желать. Спущенное же ниже внедряется в прилегающие кишки, и [уже] оттуда имеется путь для извергаемого. (18) Итак, в животе совершается первое разделение [пищи] благодаря изменяющей способности, обращающей в сок все, что было воспринято, осадок которого - это отбросы, которые выпадают, когда нижнее отверстие [живота] через посредство кишок отдает [их], и [это] извержение обеспечивается действием четвертой способности, имя которой - извергающая.
(19) После того как пища преобразуется в сок, тут уж наступает работа печени. Печень же - это сгущенная кровь и обладает природным теплом потому, что превращает в кровь произведенный [из пищи] сок, и как первым разделением пищи является [ее] обращение в сок, так вторым - превращение сока в кровь. (20) Тепло печени распределяет его по трубочкам сосудов для направления во все свои части, та часть [сока], которая самая холодная из [всего] разделенного, переливается в селезенку, которая сама настолько является обиталищем холода, насколько печень - жара. (21) Ведь потому все правые части [тела] более сильные, а левые - более слабые, что первыми управляет тепло собственной плоти, последние [же] ослабляются от прикосновения холода, охватывающего расположенное слева.
(22) А в сосудах и жилах, которые суть вместилища крови и духа, совершается третье разделение [пищи]. Ибо они некоторым образом очищают воспринятую кровь, и [то], что в ней есть водянистого, сосуды переливают в [мочевой] пузырь, светлую же, и чистую, и питательную кровь они доставляют отдельным частям всего тела, и получается так, что хотя пищу принимает только живот, его пропитание, рассеянное через все в совокупности проходы частей [тела], питает также кости, и костный мозг, и ногти, и волосы. (23) И это есть четвертое разделение [пищи], которое совершается в отдельных частях [тела], в то время как [то], что дано каждой части, становится питанием для [этой] самой части. И все же у этой, столько раз очищенной [пищи] имеются свои отбросы, которые, когда все части [тела] находятся в свойственном [им] состоянии здоровья, проходят через потаенные отверстия; (24) если же каким-нибудь образом [какая - нибудь] часть тела заболела, [то] в [нее] саму, так сказать более ослабленную, попадает то остаточное, что мы назвали отбросами, и отсюда появляются причины болезней, которые врачи обыкновенно называют отеками. (25) Ведь если количество [этого] остаточного сока становится избыточным, [то] его отталкивает от себя та часть тела, которая вполне здорова, и он, без сомнения, стекает в ослабевшую [часть], которая не имеет сил [его] отталкивать, и чужой [сок] растягивает [то] место, в которое он попал, и отсюда порождаются боли. Итак, это является тройной причиной либо подагры, либо какой угодно [другой] болезни из-за скопления [сока], то есть: множество влаги, крепость части [тела], отталкивающей от себя [влагу], и ослабленность [другой части], принимающей [ее].
(26) Так как мы объявили, что в теле совершаются четыре разделения [пищи], из которых одно исходит из другого, и если предшествующему [разделению что-нибудь] мешает, [то] не происходит [и] никакого последующего действия, давайте целенаправленно возвратимся к тому первому разделению, которое совершается в животе, и [тогда] откроется, какое препятствие [разделению пищи] возникает из-за разнообразного питания.
(27) Ведь у разнородной пищи - разная природа, и есть [такая пища], которая разделяется быстрее, есть [и такая], которая - медленнее. Когда, следовательно, первое разделение превращает [пищу] в сок, [то], что было превращено [в сок] раньше, пока другое очень медленно превращается, скисает, потому что все воспринятое [животом] обращается [в сок] не одновременно; и это также мы часто чувствуем при отрыжке. (28) Как влажные дрова, которые, когда [их] охватывает огонь, выделяют из себя пар, так и то другое, у которого медленное разделение, тоже, когда подступает природный огонь, испускает пар, пока очень медленно переваривается, при этом не исчезает и ощущение вырывающегося наружу [воздуха].
(29) Простая же пища не имеет противодействующей задержки, пока она [вся] одновременно обращается в простой сок, и никакое [ее] разделение не нарушается, пока все [разделения] не наступают [сами по] себе согласно установленной размеренности перемен.
(30) Но если кто-нибудь не считает достойным - потому что [нет] ничего более нетерпеливого, чем невежество, - слушать эти доводы, полагая, что разделению пищи препятствует исчключительно [ее] количество, и не хочет рассуждать о [ее] качестве, [то] даже [и] в этом [случае ему] открывается, что причиной болезней [является] разнообразное питание. (31) Ведь разнообразные блюда получают разные приправы, которые вызывают [большую] прожорливость, чем [это] необходимо природе, и отсюда бывает нагромождение [съеденного], так как из-за зуда желания набирают [себе] очень обильно или, по крайней мере, от каждого [блюда] понемногу. (32) Отсюда Сократ обыкновенно советовал избегать тех кушаний и напитков, которые вызывают желание [есть] сверх утоления жажды и голода. И притом еще разнообразие пищи отвергается из-за того, что оно наполнено удовольствием, которого следует остерегаться занятым и ученым [людям]. Да и что столь противоположно друг другу, сколь [противоположны] доблесть и наслаждение? (33) Но я даю [только] пример для рассуждения, чтобы не казалось, будто я осуждаю этот самый пир, на котором мы находимся, потому что он все же разнообразен [едой], хотя является умеренным [в питье]'.
(5 , 1) Несмотря на [то, что] это, при благосклонном одобрении, понравилось Претекстату и остальным, Евангел воскликнул: 'Ничто так недостойно терпеть, как [то], что греческая болтовня пленяет наши уши, и мы вынуждены соглашаться с гладкими выражениями, захваченные плавностью речи, которая, чтобы добиться доверия, действует на слушателей тиранически. (2) И так как мы не считаем [себя] равными [Дисарию] в этих лабиринтах речи, давай, Веттий, уговорим Евстафия сообщить нам противоположные допущения в споре, которые могут быть высказаны в защиту разнообразной пищи, чтобы враждебная речь подчинилась его оружию, и грек перехватил бы у грека эти рукоплескания, словно бы ворон ворону глаз выклевал'.
(3) И [тут] Симмах [говорит]: 'Очень [уж] язвительно потребовал ты, Евангел, увлекательного дела. Ведь [мы], со своей стороны, [должны, конечно], дерзать, [чтобы] дело, которое принесло бы полезное развлечение, было раскрыто так обстоятельно и изящно; но мы не должны добиваться этого, как бы подсиживая даровитых [людей] и испытывая ненависть к славным сочинениям. (4) Не отрицаю, что и я тоже мог бы спеть нечто наподобие палинодии. Есть ведь риторическая игра, где общие положения толкуются в ту или другую сторону путем чередования [речей] отыскивающих [доводы]. Но так как о греческих изобретениях, [которые] однажды перешли от греков к другим [народам], лучше повествуют [они сами], мы все просим тебя, Евстафий, чтобы, столкнув мысли и доводы Дисария с противоположными, ты восстановил в целостности утраченную красоту пиров'.
(5) Тот, долго отклоняя от себя [это] поручение, когда [все же] уступил уговорам стольких убеждающих [его] знаменитостей, идти наперекор которым не следовало, сказал: 'Я собираюсь объявить войну двум мне самым дружественным [особам] - Дисарию и воздержанности, но так как вашей волей, словно постановлением претора, [мне] дарована свобода выбора, я объявлю [себя], потому что [это] необходимо, заступником обжорства.
(6) Вначале ум нашего Дисария почти пленил нас примерами, больше замечательными, чем достоверными, как [это] будет показано. Ведь он утверждает, что домашние животные пользуются простой пищей, и потому здоровье у них нарушается труднее, чем у людей. Но я докажу, что и то и другое ложно. (7) Ибо и не простое у бессловесных животных питание, и не более далеки болезни от них, чем от нас. [Об этом] особенно свидетельствует разнотравье лугов, на которых пасутся [стада] и на которых находятся равномерно горькие и сладкие травы; одни, напитанные теплым соком, другие - холодным, [так] что никакая кухня не может приготовить столько [всего] разнообразного, сколько разнообразия в травах произвела
