(5) 'Что касается таких [кусков], - говорит Дисарий, - виновником этого является немеренная сила тепла в человеке, которая, если присваивает подходящее вещество, [то] страстно вступает [с ним] в схватку и быстро истребляет его в борьбе; измельченное [вещество] она то упускает как незаметное, то превращает скорее в прах, чем в сок, как, [например], огромные дубы превращаются в светящиеся огнем куски углей, [а] солома если попадает в огонь, [то] от нее вскоре остается [то], что представляется одним только пеплом. (6) Для тебя есть [еще] и такой сходный пример, что очень мощный жернов большие зерна перемалывает, те [же], которые маленькие, оставляет нетронутыми; ель или дуб вырывает сильный ветер, [а] камыш не ломает ни одна буря'.
(7) И хотя Фурий, восхищенный умом повествующего, хотел спросить [еще] о многом, [вперед] устремился Цецина Альбин: 'У меня тоже есть желание немного пообщаться со столь красноречивой ученостью Дисария. Скажи, прошу я тебя, какова причина [того], что горчица и перец, если они приложены к коже, вызывают [ее] повреждение и пронзают [отдельные] места, будучи же проглоченными, не наносят плоти живота никакого повреждения?'
(8) И Дисарий говорит: 'И острые, и жгучие пряности изъязвляют поверхность [тела], к которой прикладываются, потому, что в их неослабленной силе, без смешивания с другим, они применяются во вред; но если они приняты в чрево, то сила их ослабляется приливом брюшной жидкости, вследствие чего они становятся очень разбавленными, [и] затем теплом живота превращаются в сок раньше, чем они могли бы навредить как неослабленные'.
(9) [Тогда] Цецина [вновь] подбросил [вопрос]: 'Пока мы говорим о тепле, вспоминается мне то, что я всегда считал достойным исследования, [а именно то], почему в Египте, который самый жаркий из других областей, вино рождается не теплого, но, я сказал бы, почти холодного свойства?'
(10) На это Дисарий [ответил]: 'По опыту тебе, Альбин, известно, что воды, которые черпают или из глубоких колодцев, или из родников, парят зимой, летом становятся холодными. Это бывает не по [какой] иной причине, кроме [той], что холод, когда воздух, который течет вокруг нас, нагревается вследствие смены времен [года], опускается в глубины земли и воздействует на воды, источник которых находится в глубине; и напротив, когда воздух приносит зиму, тепло, уходя в нижние области [земли], производит испарение вод, зарождающихся в глубине. (11) Таким образом, то, что всюду чередовалось вследствие разнообразия времен [года], в Египте, воздух которого всегда горячий, является постоянным. Ведь холод, устремляясь в глубину [земли], внедряется в корни виноградных лоз и передает такое [же] свойство соку, рождающемуся из них. Потому вина жаркой области лишены тепла'.
(12) 'Наше обсуждение, - говорит Альбин, - посвященное [вопросу о] тепле, с трудом переходит к другим [вопросам]. Следовательно, скажи - ка, я прошу, почему [тот], кто входит в горячую воду, меньше обжигается, если он не двигается; но если он приводит воду в движение своими действиями, [то] чувствует очень большой жар, и столь часто она жжет сильнее, сколь часто ее вновь приводят в движение?'
(13) И Дисарий говорит: 'Горячая [вода], которая прильнула к нашему телу, вскоре вызывает очень приятное ощущение или потому, что она привычна для кожи, или потому, что восприняла от нас холод; движение же постоянно направляет к телу [все] новую и новую воду, и постоянное обновление [воды] усиливает чувство жара, так как утрачивается привычка, о которой немного раньше мы сказали'.
(14) '[Но] почему же [тогда], - вопрошает Альбин, - летом, когда теплый воздух движется порывами, он добавляет не тепла, а холода? Ведь и при этом по той же [самой] причине движение должно было бы увеличивать жар'.
(15) 'Не одна и та же сущность, - говорит Дисарий, - у тепла воды и воздуха. Ведь у той более плотное тело, а густое вещество, когда движется, своей совокупной силой охватывает поверхность, к которой оно придвигается; воздух вследствие движения рассеивается по ветру и, сделавшись более разреженным, становится по [своему] действию дуновением. Затем, как только дуновение удаляет то, что окружало нас, - а вокруг нас было тепло, - остается, следовательно, [то], что действие доставляет пришельца - ощущение холода, после того как посредством дуновения было удалено тепло'.
(9 , 1) [Тут] Евангел прерывает продолжающееся обсуждение и говорит: 'Я [тоже] потревожу нашего Дисария, даже если он будет удовлетворять спрашивающего теми своими маленькими и подобными капелькам ответами. (2) Скажи, Дисарий, почему [те], кто быстро кружится вокруг [себя], испытывают головокружение и темноту в глазах, потом [даже] падают, если продолжают [кружение], в то время как никакое другое движение тела не вызывает этого с неизбежностью?'
(3) На это Дисарий ответил: 'Существует семь движений тела. Ибо оно или идет вперед, или уходит назад, или поворачивается направ и налево, или передвигается вверх и вниз, или вращается вокруг [оси]. (4) Из этих семи движений в божественных телах находится, я утверждаю, одно только круговое, которым движется небо, которым [движутся] звезды, которым движутся прочие первоначала. Земным существам в основном привычны названные шесть [движений], иногда присуще и седьмое [движение]. Но первые шесть [суть] как прямолинейные, так и безвредные. Седьмое, то есть [движение], которое создает круговращение, из-за частых поворотов сотрясает и закупоривает жидкостью головы железу души, которая доставляет душу к мозгу, так сказать, управляющему всеми ощущениями тела.
(5) Железа души есть то, что, обвивая мозг, доставляет силу отдельным чувствам. Она есть то, что дает крепость жилам и мышцам тела. Поэтому, сотрясаемая кружением и одновременно сдавленная болтающейся жидкостью, она бездействует и прекращает свою службу. (6) Отсюда у тех, кто вовлекается в кружение, слух притупляется, зрение слабеет; затем, так как жилы и мышцы не получают от нее, как бы изнемогающей, никакой силы, все тело, которое ими поддерживается и укрепляется, уже покинутое своими подпорками, катится к гибели.
(7) Но против всего этого тем, кто при таком движении часто вращается, помогает привычка, которую опыт объявил второй природой. Ибо железа души мозга, о которой немного раньше мы сказали, привыкшая к этому [состоянию], для нее уже не новому, не страшится этого [вида] движения и не прекращает своего служения [телу]. Потому для привычных [людей] даже такое воздействие является безвредным'.
(8) 'Напутано тут тобой, Дисарий, я думаю, и, если я правильно соображаю, теперь ты никак не вывернешься. Ведь и иных твоих товарищей по [врачебному] искусству я часто слушал, и тебя самого [слышал], говорящего, что в мозге не находится ощущение; что, как кости, как зубы, как волосы, так и мозг пребывает без ощущения. Истинно ли это, что вы обыкновенно говорите, или ты опревергаешь [это] как ложное?'
(9) 'Истинно', - ответил тот.
'Так вот, теперь ты приперт [к стенке, - обрадовался Евангел]. - Как же я соглашусь с тобой, будто в человеке есть что-нибудь неощущающее, кроме волос, потому что [в этом] нелегко убедить? Впрочем, [ответь], почему все ощущения, [о чем] несколько раньше вы говорили, управляются мозгом, хотя, [как] ты сам признаешь, в мозге нет ощущения? Можно ли оправдать такое опасное противоречие или [такое] поразительное непостоянство вашей речи?'
(10) И Дисарий, улыбаясь, сказал: 'Сети, в которых ты меня держишь, окутав, слишком редкие, чересчур широкоячеистые. Так вот, Евангел, ты увидишь, что я без труда вырвусь из них.
(11) Установление природы [таково], что чувствительностью не обладает или слишкое сухое, или чересчур сырое. Кости, зубы вместе с ногтями и волосами столь плотны вследствие чрезмерной сухости, что становятся непроницаемыми для воздействия души, которое доставляет ощущение. Жир, костная мякоть и мозг настолько пребывают в состоянии разжиженности, а также рыхлости, что то же самое воздействие, которое не принимает сухость, эта [вот] рыхлость не удерживает. (12) Поэтому ощущение не может находиться как в зубах, ногтях, костях и волосах, так и в жире, костной мякоти и мозге. И как стрижка волос нисколько не наносит боли, так будет отсутствовать всякое чувство боли, если режут зуб, или кость, либо жир, либо мозг, либо костную мякоть.
(13) Но мы видим, скажешь ты, что люди мучаются и болью зубов, и когда кости рассекаются с помощью [врачебных] приспособлений. Кто отпирается, что это верно? Впрочем, пусть режут кость; мучение причиняет оболочка, которая расположена у кости, в то время как претерпевает рассечение. Когда рука врача пронзает ее, кость вместе с костным мозгом, который она содержит, уже не чувствует рассечения, подобно волосам. И когда бывает зубная боль, испытывает [неприятное] ощущение не кость зуба, а мясо, которое окружает зуб. (14) Ведь и ноготь, насколько он выступает вне мяса вследствие роста, обрезается без [какого-либо] ощущения. [Тот же], который примыкает к мясу, уже создает боль, если его обрезают, не из-за его [собственного тела], но из-за тела его местонахождения, подобно тому как волос не испытывает
