сражениях почти всегда превосходил силы RAF числом. Между 5 и 7 июля английские ВВС лишились более чем двухсот самолетов, в то время как у “Люфтваффе” потери составили 125 самолетов. Соотношение потерь истребителей было 95:73 в пользу “Люфтваффе”. Это надо было прекращать, потому что потери RAF превосходили производство самолетов в Англии.
7 июля главнокомандующие согласились с “вероятной неизбежностью”[231] вторжения и отдали приказы о бомбардировке обнаруженных[232] в портах Ла-Манша вражеских кораблей. На самом же деле, это было лишь официальным одобрением событий предыдущей ночи, когда “хэмпдены” и “бленхеймы” под командованием маршала военно-воздушных сил сэра Чарльза Портала атаковали Дюнкерк и Кале. Простые граждане и репортеры, стоя на утесах Дувра, могли видеть вражеский берег, освещенный поисковыми прожекторами, отблесками выстрелов орудий и взрывами бомб. Статьи, которые были опубликованы на следующий день, полностью изменили отношение людей к “интенсивным ударам, наносимым по портам Вторжения” (под таким названием общественности были известны гавани противоположного берега Ла-Манша). Ни у кого из наблюдателей не возникало сомнения, что теперь-то и началась настоящая “битва за Великобританию”. Внезапно простой народ ощутил, что вторжение находится “на расстоянии вытянутой руки”.
На следующий день было объявлено, что большая часть бомбардировщиков, включая наиболее мощные “веллингтоны” и “уитли”, присоединилась к сражению. Бомбили не только гавани, но и вражеские аэродромы. Однако эти атаки были не слишком результативными, о чем, естественно, в прессе умалчивалось. Хотя некоторые бомбардировщики вышли на цель и потопили или повредили не менее 30 барж и лодок, результаты не стоили затраченных усилий. Удары по аэродромам вообще не имели успеха. За последний месяц потери при таких рейдах составили 30 бомбардировщиков, а вражеских самолетов было уничтожено всего четыре.
Страшным предзнаменованием — причем для обеих сторон — явилось вмешательство Королевского ВМФ. Несколько крейсеров и три миноносца вышли из Ширнесса в ночь с 7 на 8 июля, атаковали Остенде и Дюнкерк и, под прикрытием темноты, спокойно возвратились в порт. “Кригсмарине” немедленно отреагировал на агрессию со стороны англичан. Не имея возможности пересечь Па-де-Кале ночью, флот вторжения вышел в море днем. Англичане же продолжали укреплять береговые батареи и наращивать мощь ВВС.
1 июля воздушные сражения над Ла-Маншем достигли максимального размаха. В этот день король Георг VI посетил Фолкстоун[233] и Хоукинг. Он хотел увидеть, как строятся оборонные сооружения, как самолеты отправляются на очередное задание, как его любят и чествуют граждане, верные своей стране и своему долгу. Короля сопровождал Лиардет, который ночью собирался проверить боеспособность 1-й лондонской дивизии.
3 июля начальник штаба дивизии был снят с должности. Преемнику пришлось изучать части и их задачи во время передвижения штаба на новую позицию. В это же время 135-я бригада, прикрывавшая Димчерч, взяла на себя координацию действий 45-й дивизии.
Перегруппировка была совершена в целях лучшего использования будущих подкреплений. Во 2-й лондонской бригаде тоже происходили изменения: 5 июля 1-я Королевская Вестминстерская дивизия передала 1-му батальону лондонской стрелковой бригады (1-я лондонская сбр) контроль над аэродромами Хоукинга и Лимпна. Сама же дивизия направилась к Шепердсвеллу, к северу от Дувра. Первая лондонская сбр послала роту к Арпингу (чуть западнее Хоукинга), а штаб бригады предложил “переместить оставшиеся црйска из Гортон-Парка в Сибтон-Парк и Лайминг”. Десятого числа прибыла 35-я пехотная бригада. Она была отправлена на остров Шиппи, усилив тем самым позиции 1-й лондонской бригады. Но 35-я бригада была недостаточно боеспособной, после того как в мае попала под обстрел танков Гудериана в Аббевилле, где прокладывала линии связи. Она была плохо вооружена тогда (и еще хуже — сейчас). Двенадцатый учебный батальон Ирландских войск отправился в Цитадель у Дувра, для обороны Вест-Даунс. Большинство солдат были хорошо подготовлены и экипированы, но прибытие на фронт столь незначительных сил не могло сыграть большой роли.
В результате произведенных перестановок Кент оказался без прикрытия, а оборона Фолкстоуна была серьезно ослаблена. Когда Черчилль посетил этот район 11 июля, он заметил “бедственное положение, до которого мы опустились”. Позже он напишет в своих воспоминаниях: “Бригадный генерал[234] сообщил мне, что в его распоряжении находятся всего 3 противотанковых орудия, прикрывающие побережье. Он заявил, что у него имеется только 6 снарядов на каждое орудие, и спросил меня, с вызывающим видом, будет ли ему разрешено “позволить своим людям выстрелить один раз из каждого орудия для практики,[235] чтобы они могли хотя бы ознакомиться с боевой установкой”. Я ответил, что мы не можем позволить себе тратить снаряды даже для практики и что огонь нужно открывать в самый последний момент на ближайшем расстоянии”.
Может быть, вспоминая эту поездку, Черчилль 13-го числа заметил сэру Эдварду Бриджу: “От разных людей я слышу, что еще не настал день молитв и унижений. Не соизволите ли вы узнать мнение архиепископа на сей счет?”
На бытовом уровне премьер-министр был шокирован очевидной пустой тратой усилий. “Я сомневаюсь в правильности использования большого количества солдат в строительстве оборонных сооружений, — писал он Идену. — Я думаю, сейчас они должны заниматься тренировками и обучением, как минимум 8 часов в день, включая большой парад каждое утро”. Но уже в момент написания этих строк было ясно: времени для подготовки больше нет. В любой день на суше могло начаться сражение, которое по своей жестокости превзойдет воздушную битву.
За три дня до того, как Черчилль посетил юго-восточный район Англии, в Берлине состоялось совещание на высшем уровне. На нем руководство ОКБ заявило о готовности осуществить операцию “Морской лев”, причем была определена дата начала решающего воздушного наступления. Всю предыдущую неделю Гитлера одолевали сомнения и надежды. На совещании он, однако, несмотря на огромное напряжение и тревожную ситуацию, твердо отстаивал свою цель. Адмиралы и генералы должны были согласиться с решением фюрера взять Великобританию штурмом. В результате конференция превратилась в формальное выслушивание заверений в готовности к наступлению.
Меньше всего проблем, как и ожидалось, оказалось у Браухича. Армия имела достаточно людей и снаряжения, ее степень готовности к операции не оставляла желать лучшего. “Мы возлагаем наши надежды на “Люфтваффе” и “Кригсмарине”, — нам надо только целыми и невредимыми добраться до места назначения”, — заявил главнокомандующий. А рядом с ним находились те, кто знал, что может поплатиться жизнью за провал операции[236] и создание помех для армии. Как ни были офицеры благодарны фюреру за то, что он вернул им чувство собственного достоинства впервые после разгрома в 1918-м, некоторые из них недолюбливали “выскочку-капрала” и осуждали любое рискованное дело, за которое он принимался.
Редер, к всеобщему удивлению, источал абсолютную уверенность. Двумя неделями раньше он пренебрежительно говорил одному из своих капитанов: “Ну и как — вы действительно рассчитываете добраться до Англии?”. В тот момент вторжение казалось почти невозможным даже таким оптимистам, как Руге и Лютьенс. Но отступление английского флота из Ла-Манша и повреждения, нанесенные пикировщиками английским кораблям, вселили в него явную и определенную надежду.
В целом доклад Редера производил положительное впечатление. Однако гросс-адмирал упомянул о том, что тоннаж, выделенный для вторжения, совершенно недостаточен. Не было нужного количества моторных барж. Не хватало крупных кораблей, способных сдерживать Королевский флот. Впрочем, имелось достаточно обычных барж и шаланд, так что далее потери при бомбардировке гаваней до некоторой степени
