ремонте.
Когда этот печальный день подошел к концу, военно-воздушные силы Великобритании бесстрастно оценили свои потери примерно[253] в 100 самолетов всех типов (точное соотношение типов сбитых самолетов так никогда, видимо, и не станет известно). Командование RAF пришло к заключению, что враг, наконец, перешел к решительным действиям.
Хотя многие английские истребители еще взлетали в воздух вовремя, чтобы успеть совершить перехват, но все большее их количество не успевало в нужный момент оторваться от полосы. Причины этого были различны. Во-первых, система раннего оповещения стала функционировать со значительными сбоями. Во-вторых, 60 процентов потерянных пилотов были самыми опытными, а те, кем их заменяли, не умели сбивать врага, да и количество летчиков резерва было недостаточным. Даудинг вынужден был восполнить дефицит в личном составе людьми, которых сам он считал слабо подготовленными. Ему пришлось ввести в первую линию три польские и одну чешскую эскадрильи, которые управлялись с большим трудом из-за языкового барьера. Теперь, когда угроза вторжения стала очевидной, он не мог больше призывать другие командования перевести своих летчиков в истребительную авиацию, так как все они вскоре будут нужны на своих первоначальных постах. Наконец, потеря самолетов в два раза превысила их производство, а количество “харрикейнов” и “спитфайров” сократилось до шестидесяти трех, при выпуске около четырнадцати в день.
Исключая потери на аэродромах, соотношение общих потерь все еше оставалось в пользу англичан[254].[255]
Истребители
RAF 26
8 пилотов убито или ранено
“Люфтваффе” 29
2 пилота убито или ранено
Бомбардировщики
RAF 8
“Люфтваффе” 31
Потери существенно снизили резерв действующей немецкой авиации. Некоторые из ответственных командиров “Люфтваффе” (особенно те из них, кто был связан с бомбардировочной авиацией) с тревогой смотрели на столбики цифр, отражающих состояние эскадрилий. Все больше людей с неудовольствием отзывались о докладах разведки, которая вводила их в заблуждение выдумками о крахе английской авиации, в то время как всякий раз, когда немцы пересекали береговую линию Англии, их почти неизменно встречала сотня истребителей. Только к исходу 12 июля появились основания считать, что оптимисты все-таки правы. Бомбардировщикам теперь удавалось раз за разом прорываться к целям, а их потери 12-го числа оказались даже меньшими, чем накануне. Особое удовлетворение встречали действия истребителей, которые все с большей легкостью справлялись со своими задачами. Тем не менее, даже Кессельринг, главный оптимист среди командиров “Люфтваффе”, заявлявший о том, что достиг превосходства в воздухе над областью вторжения, чувствовал себя в тот вечер несколько неуверенно, Все же он нашел в себе силы доложить Герингу, что при благоприятной погоде 13-го, позволяющей проведение интенсивных операций, он сможет 14 июля выполнить свою задачу по безопасной доставке воздушно-десантных войск и прикрытию с воздуха высадки сухопутных сил.
“Это будет трудно, — сказал он, — но количество наших истребителей все еще составляет семьдесят пять процентов от штатной численности, и мы сможем обеспечить защиту десанта”.
По требованию Кессельринга Шперле получил через Ешоннека приказ, возлагающий на Третий воздушный флот задачу отвлечения английской авиации на запад страны. Шперле также поручалась воздушная блокада Плимута и Портсмута, с целью не допустить выход кораблей Его Величества против западного фланга вторжения. Пятый воздушный флот Штумпфа должен был действиями со скандинавских аэродромов удерживать британцев от беспрепятственной переброски войск и авиации с севера на юг Великобритании.[256]
На обоих флангах вторжения следовало выставить максимально возможное количество мин[257], при этом особое внимание уделялось закупорке каналов шириной в полмили, которые ежедневно прочищались британцами. Эти каналы предназначались для поддержания безопасных морских перевозок, теперь же их функционирование было решающим для быстрого маневра военными кораблями.
Германской авиации был дан приказ при любой возможности атаковать минные тральщики, а для одного из соединений Bf.110 борьба со службой траления составляла основную задачу.
Кессельринг намеревался совершенно очистить воздушное пространство между Раем и Норт- Фолендом от британских истребителей, а вечером 13-го — когда военно-морские силы вторжения уже будут держать курс на место своего назначения, а воздушно-десантные войска начнут готовиться к посадке на Ju.52 и планеры — произвести обширную воздушную бомбардировку ключевых позиций в окрестностях Дувра и Фолкстоуна и вывести из строя коммуникации, ведущие от побережья в глубину страны.
Немецкая метеорологическая служба погоды сообщала, что до конца 13 и далее в течение, по крайней мере, двух суток сохранится благоприятная погода. И действительно, в ночь с 12 на 13 июля ветры, которые поднимали на море большие волны, начали стихать. Установились условия, благоприятные для осуществления воздушной атаки утром тринадцатого июля. Так что, когда в то утро Гитлер встретился со своими подчиненными, последний веский довод отменить или отложить решение о вторжении потерял свою значимость. На этом, возможно и роковом, совещании не было ничего, кроме текущих докладов, по сотому разу переливающих из пустого в порожнее. Оно закончилось короткой фразой фюрера: “Пусть „Морской лев” начнется завтра”. Bee те, кто в своих воспоминаниях описывал эту сцену, справедливо отмечали возбуждение вождя, производящее неизгладимое впечатление на немцев. После того, как Геринг, последний из выступавших, произнес свою речь, была долгая пауза, и лишь затем заговорил Гитлер.
“Только сейчас, — писал Редер в своем личном дневнике, — раскрывается чудовищность того, что начал Гитлер. Мне показалось,[258] что в глазах, которые раньше светились только тяжелым и одержимым упрямством, я прочитал короткую вспышку страха, или, может быть, недоверия. Именно тогда у меня родилась глупая надежда, что в последний момент он распознает безрассудство своих намерений. Но это были всего лишь грезы”.
Впрочем, даже Редер был в то утро удовлетворен результатами ночных столкновений. Вновь британский крейсер и три эсминца отплыли из Ширнесса, чтобы обстрелять порты вторжения. На этот раз британцы совершили оплошность. Крейсер, корабль Его Величества “Ньюкасл”, огибая Норт-Фоленд, подорвался на мине, поставленной в сумерках час назад. Получив большую пробоину, крейсер повернул обратно в порт. В его охранении остался один эсминец, а два других отправились вперед для выполнения задачи. Таким образом, обстрел потерял большую часть своей мощи. На отходе “Ньюкасл” получил торпеду с катера и потерял ход. При свете дня крейсер оказался беззащитным перед силами “Люфтваффе”. Вскоре Ju.87, из специального авиаотряда, отправили его на дно.
Той же ночью бомбардировочное командование RAF ввело в действие свои силы на всем протяжении побережья Канала. Особых результатов англичанам достичь не удалось; шесть самолетов не вернулись, остальные были повреждены яростным зенитным огнем. Британские летчики вели бомбардировку с убийственно малых высот, рассчитывая причинить врагу максимальный вред.
Пока “штуки” добивали “Ньюкасл”, истребители обеих сторон были увлечены совсем другими операциями.
Утром 13 июля на всех четырехстах аэродромах Западной Европы, с которых можно было поднимать авиацию для атаки Великобритании, наблюдалась лихорадочная активность. Каждый самолет, способный подняться в воздух и принять участие в бою, был приведен в готовность. Это касалось и Ju.52 военно- десантных сил, и планеров DFS320, которые сосредоточивались на аэродромах северо-западной Франции.
Как только рассвело, силы бомбардировщиков и истребителей были брошены на Эссекс, Кент и
