братские чувства.
Очень немногие англичане испытали радость, став свидетелями символического события в Ливерпуле. Вечером 31 июля линейный корабль “Нельсон” покинул порт с королевской семьей на борту.
Отъезд короля Британии не был тайной. Огромный военный корабль вдруг появился далеко от арены боевых действий. Было известно, что какие-то странные передвижения происходят через порт Мереей. Потом поползли слухи, что война скоро закончится. Люди начали строить всякие предположения. Короля узнали на территории порта. Собралась эмоционально настроенная толпа народа. Всех присутствующих охватило ощущение надвигающейся[445] катастрофы. Послышались возгласы. Люди, казалось, не верили своим глазам. Потом все замолкли, как будто их постигло страшное горе. Король и королева помахали в знак приветствия, и кортеж проследовал дальше. Под вой сирен королевская чета быстро поднялась на борт. С наступлением ночи линкор и корабли сопровождения покинули пределы порта и взяли курс через Атлантику. Тем временем Уинстон Черчилль перевел свой кабинет из Лондона в Глазго, где было относительно безопасно. Там он дожидался последних новостей из Швеции, прежде чем последовать за своим монархом в изгнание.
Гитлер и его приближенные испытали облегчение и радость, получив известие о победе. Фюреру было чему радоваться. Он пошел ва-банк и выиграл. Накануне “Дня S” Редер видел на лице своего вождя нерешительность. Руководители ОКВ, начиная с 13 июля, неоднократно обращали внимание, что их Главнокомандующий не может найти себе места от беспокойства — особенно, когда RAF удавалось одержать частную победу над “Люфтваффе” или когда Королевский флот входил в Проливы. Теперь же победа была налицо, а мирные переговоры близились к завершению. Наконец-то можно было расслабиться в обществе ближайших соратников и подумать о будущем. За последние четыре месяца фашисты во главе с Германией поставили-таки Западную Европу на колени. Вне всякого сомнения, Гибралтар скоро окажется в руках Испании, а Мальта подчинится Италии. Таким образом, последние оплоты Англии на континенте будут нейтрализованы. Баланс мировых сил резко изменился. Соединенные Штаты Европы во главе с Германией стали реальностью.
Все эти мысли бродили в голове великого фюрера, когда он обратил свой жадный взор на Восток. Западный континент был порабощен, Британия и Франция раздавлены. Если он двинет свои силы на Россию, ему уже не придется воевать на два фронта. “США, — заметил он в разговоре с фон Риббентропом, — не имеют ни возможностей, ни желания лезть в европейские дела. Они примут 'новый порядок' и станут сотрудничать с нами”. Вряд ли Уинстону Черчиллю удастся поддерживать сопротивление из-за рубежа, как он громогласно заявлял.[446]
“Ведь ясно, — начал Гитлер с полувопроса, — что, потеряв промышленную базу и основную часть населения, Черчилль не сможет провести свои агрессивные намерения в жизнь без явного вмешательства США? А Штаты, как я уже сказал, не хотят прямого вмешательства, пусть они сейчас и пытаются взять под контроль имперские территории в Вест-Индии”.
Гитлер не имел ничего против “закручивания гаек” в Англии до подписания мирного договора. Захваченных территорий было вполне достаточно. Лондон находился на осадном положении. Это вряд ли способствовало росту мятежных настроений. Ведь население нуждалось в продовольствии.
Следовало заставить англичан сохранить нетронутыми промышленные предприятия и порты. Германия должна получить в свое распоряжение экономику в хорошем работоспособном состоянии. Особенно если принять во внимание планы Гитлера относительно России. Итак, настала пора применять драконовские меры в рамках указа “Об организации и функционировании военного правительства в Англии”.
Это, разумеется, было сугубо временной политикой. Добившись своего и не опасаясь отныне вмешательства извне, Гитлер намеревался в недалеком будущем разыграть роль доброго дядюшки. Ведь сотрудничество с порабощенными нациями — в интересах Германии. Скрытая враждебность может привести к сопротивлению. Промышленный потенциал нуждается в человеческом факторе. Сытые люди вряд ли будут агрессивны. Поэтому нужно будет заняться импортом продовольствия. Английский флот покидает прибрежные воды, и блокада Европы автоматически перестает существовать. Почему бы в таком случае английскому торговому флоту не возобновить свою обычную деятельность? Если, разумеется, англичане сами того пожелают. Гитлер и его советники прекрасно понимали, что правительство Черчилля в эмиграции может столкнуться с забавной дилеммой: противостояния торгового и военного флотов Британии. Неужели они используют Королевский флот, чтобы отрезать себя от собственного 48-миллионного народа?
Пока оставалось неясным, кто же будет управлять Англией после подписания договора. Наконец, 1 августа долгожданное событие свершилось, На следующий день Гитлер благожелательно принял сообщение Черчилля о назначении Фуллера главой местной[447] администрации. Многие немцы уважали Фуллера за его вклад в теорию танковых сражений. В некотором смысле немцы были обязаны ему своей победой[448]. Возможно, Фуллер не имеет политического опыта, но ведь все равно ему предстоит всего лишь роль марионетки рейха.
Итак, 2 августа немцы приступили к реализации своих планов относительно Англии. В их власти оказалось недовольное и растерянное население. Внезапность перехода от имперского величия к полному падению повергла людей в состояние оцепенения. Они еще не осознали своего поражения. Некоторые возмущались, что правительство оставило их заложниками. Черчиллю припомнили промахи на всех стадиях его карьеры. Главным чувством на уровне подсознания было нежелание воспринимать реальную действительность. Солдаты и летчики, которые сражались не на жизнь, а на смерть — иногда даже после официального прекращения огня, — упорно не желали смотреть в лицо фактам. Эти люди стали инициаторами Сопротивления, которое властям так и не удалось организовать перед эмиграцией.
Моряки, покидающие родину, получили еще более сильную эмоциональную травму, чем те, кто остался на своей земле. Флот уходил в далекие чужие гавани. Сотни и тысячи миль будут отделять моряков от их родных и близких. Жребий их был тяжел и страшен. Они не знали, когда увидят берега Англии вновь.
Многие офицеры флота, да и некоторые рядовые, отдавали себе отчет, что их будут использовать как разменную монету в политической игре; их судьба отныне — сражаться и умирать за интересы чужих держав, прежде всего — США.
Некоторые события остаются за пределами исторического видения. Операция “Морской лев” и оборона Англии против немецких оккупантов завершилась ко 2 августа — почти через три недели после того, как первый солдат вермахта высадился в[449] Дувре. За ночь до этой даты эмигрировало правительство Черчилля. Второго августа оно уже находилось на пути в Канаду. Там министрам и дипломатам предстояло начать новую жизнь, чреватую неизвестными еще опасностями. В Лондоне генерал-майор Фуллер холодным взглядом окинул офис на Даунинг-стрит, 10 и приготовился принять первого посланника рейха.
История гласит, что 21 мая 1940 года адмирал Редер имел беседу с Гитлером. Адмирал поинтересовался, не изменилось ли негативное отношение фюрера к операции “Морской лев”. Фюрер скользнул по соратнику равнодушным взглядом и промолчал. Геринг по-прежнему восторгался планом Кессельринга продолжать преследование врага через Ла-Манш. Он, однако, не стал развивать эту тему, так как рассчитывал, что “Люфтваффе” выполнят эту задачу самостоятельно.
Только в начале июля немцы начали всерьез строить планы вторжения. Даже тогда высшее командование не проявляло энтузиазма. Они считали, что англичане не будут упорствовать в безнадежном сопротивлении.
Длительная и вялая подготовка оказалась роковой для плана. К середине июля “Люфтваффе” только начинала отправлять большие группы самолетов на другой берег Ла-Манша. Командование истребительной авиации RAF успело восстановить боеспособность своих эскадрилий и пополнить истощившиеся резервы. Даудинг реорганизовал авиагруппы и создал единую систему управления авиацией.
