Пастырь стыдил бесчинных - многие дрогнули, хотели отпустить - вперед протиснулись кабацкие целовальники с дрекольем, один крикнул: Чего смотрите? Он колдун, он нас морочит'. Толпа сомкнулась и быстро убила архиерея. Тело с выколотыми глазами бросили остывать на соломе.
Для сбора по всем церквам ударили в набат. Говорил Егорий меж Тверской и Никитской. Откликался Никола у Троицкого моста, и брат его - храм Николы Стрелецкого подпевал. Говорили, перебойным гулом все храмы вокруг Кремля.
Камни содрогнулись, когда на Иване Великом красными утробами гаркнули Медведь, Реут, Вседневный, Лебедь и Семисотенный. Голодные колокола-львы, лобастые Ивановы буйволы, наполнили небо великой бедой.
Бунтари приступили к казармам, полезли из-под горы грудою с каменьями, рогатинами, топорами. Раскольники, фабричные, подьячие, купцы и холопы подняли великий хай, требуя выдать им Еропкина для истерзания на куски.
Им ответили ружья и сабли великолуцкого полка, подковы драгунской конницы и пушечная картечь. Всего-то было две пушки и те на полковом дворе на Пресне найдены нечаянно с потребным снарядом.
Один купецкий боец, из славных, озверясь, бросился на пушку с кулаками - и был разорван залпом напополам.
Генерал Еропкин двое суток не сходил с коня, командовал и был спокоен, потому что начались обычные жатвенные труды: оцепления улиц солдатскими фрунтами, треск стропил, беглая пальба, мерная работа штыками, матерный покрик унтер-офицеров, барабанная дробь, рокот конских копыт по покрытому трупами Боровицкому мосту.
Зачинщиков опохмеляли ударами медных эфесов, вязали сзади руки и бросали в кремлевские погреба.
Со звоном погребли убитого архиепископа Амвросия. Извергов предали анафеме и повесили на месте убийства, куски тел удавленных разнесли по рынкам. Там закоптили и оставили на юру до весны для устрашения.
Секли захваченных на улице малолетних бузотеров, а попа с Кулишек и разносчиков мнимых чудес, сослали на вечные галеры с вырезанием ноздрей. Других - не отличая крестьян от купчишек, и дворян от подьячих - били кнутами и отправили на каторгу в Рогервик.
Калили в угольях клейма. Плотники сколачивали колодки, плахи и виселицы. В Яблонном ряду палачи вырезали скорняжными ножами на лбу приговоренных слово 'Вор' и втирали в порезы черный порох ради вечного позора. Дебоширам и грабителям отрубали кисть правой руки, вешали обрубок на шею и возили по площадям на золотарных телегах.
26 сентября в Москву из Петербурга прибыл граф Григорий Орлов.
От самой Царицы он получил чрезвычайные полномочия по усмирению бесноватой Москвы. Его сопровождали четыре лейб-гвардейских полка и целый штат лекарей, взамен побитых. В графском поезде обретались необходимые персоны: австрияк-гастроном, парикмахер, горбатый шут Мирошка верхом на ослике с хлопушкой для мух и дохлой кошкой, костромской мужик, обученный свистать соловьем и роговой оркестр на особом возу - который без продыху, наяривал мазурки, кадрили и чувствительные амурные пиесы.
Орлов грустил - говорили, что Екатерина отправила опостылевшего фаворита на верную гибель. В Петербурге, аккурат после его отъезда велено было готовить ему панихиду, чтобы дважды не тратиться.
На подступах к Москве Орлов при пудре и парадных регалиях, в камзоле залитом - от пол до горла золотым шитьем, ехал в рессорной коляске, расписанной галантными сценами из 'Офризы и Лезидора'. Дразнил перстнем на мизинце мартышку, не глядя на ухабистую дорогу.
На заставе его верхами встретил Еропкин, с пепельным от бессонницы лицом. Подбитая нога распухла в залубеневшем кровью сапоге. Черт, придется голенище пороть. Генерал зорко взглянул на расфранченного фаворита, дернул черствой щекой, промолчал.
Притащился питерщик по наши души. Пропала Москва. Оставить комментарий
Глава 2
Орлов ответил ему взглядом, и обнаружились под ленивыми веками, на диво цепкие и по-ящеричьи немигучие глаза-медяки.
Граф сгреб мартышку за шкирку, отшвырнул шуту, сразу приказал везти себя в карантинные лазареты для досмотра.
Сам садился к изголовьям больных, пробовал казенную кашу, следил за сожжением одежд и постелей, посещал холодные домы, где сваливали мертвье.
Ввели всеместный учет и перекличку.
Сирот свезли в приют на Таганке, дали по черпаку щей.
Запретили набатный звон,
