– С ним неудобно в зарослях. Будешь все цеплять и шуршать.
– Ефим, оставь карабин, – приказал Лонгин.
– И мне нужно оружие, – добавил я.
Ефим повторил, передавая карабин водителю большого трицикла:
– Воевода, это может быть ловушка. Вы видите, он не хочет, чтобы я ствол брал, а сам…
– Сид, ты идешь безоружный – перебил старик. – Когда, по-твоему, отряд Миры попадет к машине?
Я повернулся к Арке, посмотрел на пустыню под ней.
– К утру, а то и раньше.
– Воевода, пусть он расскажет, где эта машина лежит! – снова подал голос Ефим.
Я молча присел и стал на заду сползать со склона к Арке. Ген последовал за мной, но Лонгин окликнул нас:
– Стойте. Степан, мою сумку.
Раздались шаги, и мы обернулись. Воевода достал из принесенной гетманом сумки толстую трубку с серебристым капсюлем на конце, бросил Гену.
– Сигнал, что мы можем ехать, – пояснил воевода. – Так будет быстрее, чем вам возвращаться.
Ген сунул трубку за пояс, и мы трое стали спускаться к Арке.
До земли было далеко. Осторожно переставив ногу на каменный бугор, я кое- как зацепился носком другой за трещину. Схватившись за естественный узкий карниз, вылез на него и пошел, прижавшись спиной к склону.
Ген и Ефим шли передо мной. Стемнело, луна ярко озаряла Арку – именно из-за этого мы двигались не по ней, а вдоль боковой стенки.
Впереди зиял пролом в пару шагов длиной, а дальше карниз становился шире. Оттуда было уже недалеко до корней раскиды, толстыми деревянными щупальцами обхватившей Арку. Ген как раз перемахнул через пролом и двинулся дальше. Ефим замер, потом оглянулся, облизывая губы. В свете луны было видно, как побледнело его лицо.
– Я тут не пройду, – сказал он.
– Давай, топай, – подобравшись ближе, я подтолкнул его в плечо.
– Не трогай меня!
– Да иди ты, говорю.
Я еще дважды толкнул его, и в конце концов, шумно вдохнув, старшина пересек пролом. Последовав за ним, я кинул взгляд вниз – луна озаряла холмы Донной пустыни и поблескивающую корку ила между ними. Возле Крыма гейзеров не было, лишь один бил далеко впереди, возле основания Арки.
Ген подобрался к корням. Ефим вдруг пошатнулся, я шагнул к нему и припечатал ладонью между лопаток.
– Не смотри вниз!
Расставив руки, он распластался по неровной каменной стенке и пошел мелкими шажками. Горизонтальная часть Арки начиналась локтях в пяти над нами, выбраться туда мы сможем, только когда достигнем раскиды. Ефим то и дело спотыкался, хватаясь за выступы, надолго замирал и все порывался глянуть под ноги, но каждый раз вскидывал голову, вспоминая мое предупреждение. Подталкивая его вперед, я сказал, чтобы как-то отвлечь старшину:
– Нам недалеко уже. Слышал о хипах?
– Кто это? – прерывающимся голосом спросил он.
– Секту так называют. Тех, кто на раскидах живет. Это дерево как завод: листья, сок, древесина, кора – все в дело идет. Хипы одеваются в листья раскиды, склеивают их ее соком. Обувь из моченой коры делают. Живут в дуплах – у раскиды они очень большие, целые пещеры там.
– Ведь деревья землей питаются, – сказал Ефим. – Ну или водой, которая в земле, – корнями ее сосут. Не может же эта раскида корни свои в камень воткнуть.
– Нет, она ими Арку обхватывает. Только это не корни, а тот же ствол, то есть ветви. А корни с них свисают – воздушные.
– Как это? – от удивления он даже забыл, что боится высоты, и пошел быстрее.
– На них какие-то перепонки, что ли, которыми они насасывают влагу из воздуха.
– А почему хипы с этой раскиды ушли?
– Они не ушли, а спрыгнули. Хипы вообще молятся дереву, на котором живут, считают его… – я припомнил рассказы Ореста, – богиней, приютившей их на своем теле и кормящей своей плотью. И если дерево умирает, хипы кончают жизнь самоубийством. Обычно травятся – соком раскиды запросто отравиться можно, если дать ему забродить, – но эти, говорят, все спрыгнули. А может, и не все, может, побоялся кто-то, не знаю.
Ген добрался до корней, поставил на один ногу, обхватил его и обернулся к нам. Сделав знак, чтобы он подождал, я сказал старшине:
– Видишь сетки? Это и есть корни.
Едва различимые сети, длинными лохмотьями свисающие с нижней части корней, колыхались на теплом ветру.
– Ген, вверх, – прошептал я, когда мы дошли до него. – Только тихо.
Смуглый обхватил корень ногами и стал взбираться. Достигнув развилки, остановился и посмотрел вверх. Ефим неуверенно полез следом. Над Геном корни вплотную прилегали к Арке, подниматься как по трубе было уже невозможно, и смуглый достал нож.
Тихо вскрикнув, Ефим сорвался и полетел вниз, размахивая руками.
Я дернулся за ним, чтобы подхватить, но лишь скользнул пальцами по плечу. Под ногами зашелестело, затрещало… старшина, прорвав верхний слой корней, повис, будто рыба в сетке, и задергался.
– Замри! – прошипел я. – Не шевелись, идиот!
Ефим попытался встать на четвереньки, провалился еще ниже, снова запаниковал…
Я присел, едва удерживая равновесие, нащупал камень, лежащий в трещине, которая зигзагами шла от карниза по склону, вытащил его и швырнул в гетмана.
Камень ударил Ефима по затылку, он снова вскрикнул и перестал дергаться, схватившись за голову.
– Не шевелись! – повторил я.
Сверху упал завязанный узлом конец веревки – оказывается, Ген захватил с собой целый моток. Узел ткнул висящего лицом вниз старшину между лопаток, он вздрогнул, закачался в воздушных корнях.
– Медленно повернись, – приказал я. – Совсем медленно. Это веревка, возьмись за нее. Мы тебя вытащим.
– А если оно прорвется, когда повернусь? – сдавленно спросил он.
– Ну тогда виси там, – предложил я и полез к Гену.
Когда я добрался до него, смуглый успел обвязать веревку вокруг поясницы. Сквозь едва слышное шипение гейзера у основания Арки из глубины Донной пустыни донесся отдаленный звук моторов. За холмами вспыхнул и погас луч фары.
Я встал рядом с Геном и схватился за веревку. Ефим, повернувшись лицом кверху, тоже вцепился в нее.
Когда мы вытащили его, я сказал старшине:
– Встань удобнее и привяжись. Ген, веревку с себя не сматывай. Я обвяжусь серединой, дальше в связке поднимаемся.
Мы освободились от веревки, только добравшись до места, где корни раскиды отходили от толстого, занимающего всю ширину Арки ствола. Развязывая узел, я обратил внимание на то, что веревка необычная – шершавая, из очень тонких волокон… это были стебли ползучей травы, которая растет только по берегам горячих озер в глубине Донной пустыни.
Ген аккуратно намотал ее на пояс и закрепил особым скользящим узлом на боку.
– Что там светится? – спросил старшина.
Я уже заметил блеклые отблески, пробивающиеся из глубины раскиды в паре десятков локтей над нашими головами. Ствол у этого дерева в ширину был, пожалуй, больше, чем в высоту. Примерно там, откуда шел свет, он разделялся на десяток толстых сучьев в два обхвата, которые сначала шли во все стороны почти горизонтально, а дальше изгибались кверху, расходясь веерами веток потоньше. Из-за этого
