Змееныш

не дой­дя до дуба нескольких шагов. Одна из теней шевельну­лась... из-под куста поднялся псевдопес — совсем моло­дой, годовалый, но уже крупный, сильный. Верхняя гу­ба мутанта приподнялась, обнажив клыки, в горле зародился глухой рокот, перешедший в рычание. Змее­ныш замер, сжимая охапку прутьев. Псевдопес медлен­но приближался, пригнув голову, ступая по траве на по­лусогнутых напряженных лапах. Красная дымка злобы шла от него. «Узи» висел на спине, достать его человек не успел бы — стоит отпустить прутья, и мутант кинется на него, вцепится в горло.

Идея пришла внезапно. Хотя Змееныш обещал се­бе, что больше не будет пытаться влиять на мутантов, сейчас это был единственный выход. Он видел багровый комок злобы в сознании псевдопса. Комок почти цели­ком заполнил простой, неглубокий разум, который и сам напоминал ком, вернее, серый дымчатый клубок, сплетенный из бледных нитей воспоминаний и эмоций.

Змееныш мысленно потянулся к нему, дотронулся. Псевдопес вздрогнул, зарычал громче — и остановился. В круглых черных глазах мелькнуло недоумение. Это придало уверенности, Змееныш представил, как едва заметно поглаживает мутанта по голове. Красное свече­ние поблекло, сквозь него пробились слабые отблески любопытства... и дружелюбия. Тогда Змееныш осто­рожно, едва дыша, потянул за эти новые нити, раздувая интерес мутанта, гася злобу.

Старая самка, в прошлом году вырастившая помет, лежала под кустами желтой акации, невдалеке от стаи. Смутная тоска одолевала псевдособаку, она не понима­ла причины, но старалась держаться подальше от других самок, у которых еще оставались щенки. Иногда она вслушивалась в голоса своего последнего, уже успевше­го подрасти приплода, почти взрослых псевдопсов — хотя всех прошлых, которых рожала на протяжении жизни, давно забыла. Все они постепенно вливатись в стаю, и сейчас она бы не смогла определить, кто из сам­цов и самок были ее детьми... Кроме последних пяти.

От большого дуба, растущего на краю поляны, до­несся знакомый скулеж, и самка подняла голову. Некоторое время она напряженно вслушивалась, потом вско­чила и пошла на голос, прихрамывая.

В просвете между кустами самка увидела, как, сце­пившись, катаются по опушке псевдопес и человек.

Самка напряглась, шерсть на затылке встала дыбом. Ребенка обижают! Она пошла дальше, выбралась на по­ляну. Молодой мутант повизгивал и скулил. Самка за­рычала, припала к земле грудью, готовясь прыгнуть.

Человек вскрикнул, переворачиваясь, мелькнула рыжая спина псевдопса — тот перелетел через голову и упал в траву. Собака с недоумением посмотрела на них, закрыла пасть, постояла, затем легла и, положив на ла­пы большую голову с сединой в бровях, стала наблюдать за игрой человека и мутанта. Те резвились, как двухме­сячные щенки. Ее сын весело скулил, чужак повизгивал, как собака, и самка, не сводя с них темных глаз, удовле­творенно заурчала, вновь испытав подзабытое уже чув­ство радости за детей.

Солнце клонилось к закату, когда стая встала с леж­ки и пошла к месту охоты у Свалки. Бесшумно мелькали среди деревьев серые тени, шелестела трава, иногда тихо повизгивал кто-то из молодняка. Самка вскочила, издав предупреждающий рык, побежала следом.

Псевдопес прислушался, замер и Змееныш, мокрый от пота, раскрасневшийся и веселый.

Самка не успела добежать до стаи, она только вы­скочила из кустов позади поляны, как остальные учуяли человека. Вожак — крупный, темно-серый с рыжими пятнами пес — повернул к раскидистому дубу, и осталь­ные мутанты двинулись за ним, раздувая ноздри. Старая собака кинулась наперерез вожаку, толкнула его мордой в бок. Мутант дернул головой, самка отскочила и тявк­нула несколько раз. Вожак остановился. Старая псевдо­собака имела большой авторитет в стае. А тут еще с по­ляны вышел подлеток, поскуливая, виляя хвостом. Во­жак недоуменно зарычал в ответ.

Змееныш стоял среди разбросанных ивовых пруть­ев, вслушиваясь в голоса псевдопсов и наблюдая за их сознаниями. Вожак заворчал на старую самку, которая когда-то была его матерью, развернулся и продолжил путь к Свалке. Подлеток побежал следом, все еще тяв­кая и повизгивая, старая самка похромала за ними. Улыбаясь про себя, Змееныш стал собирать ветки.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ ТРИ ГОДА СПУСТЯ. ТАЛИСМАН ЗОНЫ

1

«Душа» красовалась на крыше старого коровника. Стопка аж прослезился, заметив ее.

— Гля, Кирза! — Он плечом толкнул напарника. — Щастье нам привалило. Видишь, чё там лежит?

Худой, нескладный Кирза завертел головой. Они стояли посреди заброшенного поселка, настороженно вслушиваясь, с автоматами наготове — два тертых стал­кера, грязные небритые черти, не интересующиеся ни­чем, кроме артефактов, которые они меняли на боепри-пас, снарягу да еду с водкой либо продавали скупщикам, чтоб на вырученные деньги купить все то же самое и со всем этим вернуться в глубокую Зону за новыми арте­фактами, но сначала спустить остаток заработка в ка­ком-нибудь кабаке у Периметра... Не крутые следопы­ты, но и не желторотые дурни, не слишком фартовые, но и неудачниками их никто не называл. Заскорузлые, мозолистые, проспиртованные, битые жизнью, Стопка — постарше и поопытнее, Кирза — помоложе и понаив-нее. Соль Зоны, плоть от плоти ее.

Все здесь не нравилось Стопке: и то, что дома почти разрушены, внутри поживиться нечем, и то, что над по­селком висит напряженная тишина — будто из-за каждого угла следит за непрошеными гостями голодный мутант. Впрочем, такое ощущение всегда преследовало Стопку после хорошей попойки, а вчера была она самая, родимая.

— Да у тебя еше хмель не выветрился, Стопарь, — Кирза водил стволом «калаша» из стороны в сторону. Он не заметил никакого привалившего «щастья», более того, его никак не оставляла мысль, что нынешняя ход­ка какая-то совсем неудачная. С утра ни одного арте­факта, возле Диких территорий едва отбились от маро­дера, а теперь вот занесла нелегкая в этот поселок, кото­рый даже на карте не отмечен.

— Тебе не кирзачи надо было натянуть, а туфли на каблуках! — разозлился Стопка и, зажав ноздрю коря­вым мозолистым пальцем, сморкнулся на дорогу. — На крышу гля, зелень! Что это, по-твоему? По мне, так это пять тыщ в банковских пачках!

Кирза аж на цыпочки привстал, разглядывая улицу впереди. Они стояли на перекрестке, кругом — разру­шенные, обгорелые остовы домов, от крыш давно оста- ' лись одни воспоминания. Только старый коровник во дворе напротив еще накрывали несколько досок, кото­рые лежали поверх заросших какой-то лохматой дрянью стен. Кирза не так мучался с похмелья, как напарник, но башка у него тоже побаливала, и сталкер жалел, что они вообще сегодня пошли на дело.

— А по-моему, это «ржавые волосы», — неуверенно сказал он.

— Выше гляди, молодой! — Стопка, злясь на ту-ость напарника, от нетерпения ткнул стволом автомата сторону артефакта.

— А выше — жарка пыхтит, — уныло сообщил Кир-, поднимая взгляд на крышу коровника.

— Так а рядом, рядом-то что лежит, тупая башка?! Кирза вдохнул — и забыл выдохнуть. Заметив реак­цию напарника, Стопка кивнул.

— Всегда меня слушай, я Зону почти пятнадцать лет топчу. — Он сплюнул в песок и мрачно улыбнулся.

Они перелезли через прогнивший забор, обогнули дом. Кирза обошел вокруг сарайчика, стены которого густо, без единого просвета заросли бурым аномальным растением.

— Не подобраться, — растерянно сказал он, воз­вращаясь к напарнику. — Слышь, может, ну ее на фиг?