воткнут обрезок железнодорожного рельса от узкоколейки. Рядом журчал большой ручей, который ниже по течению превращался уже в речку, питаемую многочисленными родниками. Протекал ручей в низине большого лога. Когда дело было сделано, геолог указал рукой на возвышение, покрытое молодым лесом.
– Вот здесь и нашли первые анжеро-судженские угли. Теперь запоминайте расположение остальных рельсов.
Суровцев еще при первом взгляде зафиксировал в памяти остальные торчавшие из земли железные обрезки, назначение которых, с одной стороны, заключалось в привязке к местности, а с другой – было призвано сбить с толку возможных кладоискателей. Или по крайней мере затруднить поиски. Через месяц после описываемых событий все они окажутся под водой искусственного озера.
Распрягли лошадей и верхом отправились вниз по течению ручья. После нескольких минут пути оказались на дамбе. Надо сказать, дамбой являлась небольшая искусственная перемычка, соединившая два природных отрога, идущих навстречу с двух сторон низины. В нее и был врезан шлюз. В сгущающихся сумерках тускло поблескивала широкая гладь воды.
– Ну вот, можете сами убедиться, вода прибывает. Шлюз опустили сегодня утром. Весьма скоро местность станет непроходимой. За осень и предстоящую зиму скопится достаточно воды и снега, чтобы весной образовалось озеро. Сделают свое дело и подземные ключи. При любом развитии событий быстро до нашей закладки добраться будет невозможно. А первоначальное наше намерение использовать старый шурф или сами копи вообще не гарантирует возможности взять то, что мы положили. Вода в шахте и на поверхности – суть разные вещи.
Из сизых сумерек, тонированных сгущающимся туманом, к ним вышел человек.
– Свои, – предупредительно сказал Суровцеву инженер. – Ну, что у вас? – обратился он к смотрителю шлюза.
– Жду вас, – ответил рабочий.
– Тогда взрывай.
– Слушаюсь, – как-то не по-рабочему ответил человек и исчез.
Через несколько минут четыре взрыва поочередно потрясли окружающую местность. Комки земли и мелкие камни долго падали на землю и в воду поблизости.
– Посмотрим? – предложил инженер.
– Конечно, – ответил Суровцев.
Взрывы были произведены очень профессионально. С одного взгляда Суровцеву стало ясно, что предшествовали им сложные расчеты, в которых учли все, включая количество и характер грунта, а также массу и способ закладки взрывчатки. Направленные взрывы засыпали шлюз и напрочь вывели из строя все механизмы его подъема.
– Дело сделано, – то ли отчитался, то ли просто сказал инженер.
А событийный калейдоскоп продолжал свое вращение. Пароход «Иван Корнилов», натруженно шлепая лопастями колес по воде, осторожно двигался вверх по течению Томи. Несмотря на уже наступившую ночь, по многим огонькам на берегу угадывался Томск. Накануне пароход простоял на якоре почти весь день. Соткин изначально поставил капитану цель пристать к пристани Томска поздним вечером. Лишнее внимание было ни к чему.
– И чтоб мне никаких гудков, – в который раз за время пути строго-настрого приказал он. Может быть, лучше он и не напоминал бы. Капитан, без единого гудка прошедший весь путь по Иртышу, Оби, а теперь и Томи, точно в отместку за молчание и за посягательства на священные права капитана, на самом подходе к пристани дал длинный гудок. Взревев от ярости, выхватив револьвер, Соткин ворвался на капитанский мостик. Капитан находился один. Вся команда парохода, включая вахту, была заперта в каютах. Исключение составил капитан, которому пришлось исполнять функции рулевого. Свободными остались и кочегары в неглубоком трюмном отделении.
– Убью, скотина! – одной рукой обхватив капитана за шею, другой рукой засунув ствол «нагана» тому в рот, злобно прокричал Соткин.
Тщетно пытался капитан вырваться из стальных объятий офицера. Говорить он тоже не мог. Соткин сам отбросил его прочь от себя.
– Вы, я вижу, так и не поняли, что мы не в игрушки играем, – чуть остывая от злобы и пряча револьвер в кобуру, проговорил он. – Быстро к штурвалу. Не хватало еще на мель нам сесть!
– Верните вахтенный журнал, – вытирая кровь с губ, задыхаясь от обиды, вяло попросил капитан.
– Зачем вы это сделали? – Соткин точно и не слышал просьбы. – Вы своими действиями поставили под угрозу всю секретность нашей экспедиции. Теперь каждый любопытный и через сто лет может точно сказать, что пароход «Иван Корнилов», пришедший из Тобольска с известным грузом, пристал к пристани Томска, – он раскрыл часы, – в одиннадцать часов вечера тринадцатого сентября тысяча девятьсот девятнадцатого года. Вы этого добивались?
– А как иначе я бы сообщил пристани о своем прибытии?
– Способы связи с берегом обсудите в контрразведке, – сказал, как отрезал, Александр Александрович и закрыл крышку часов. – Управляйте пароходом, ваше высокораздолбайство!
Соткин курил, слушая переговоры капитана и пристани через рупоры. «Как с берегом связаться, он не знает», – раздраженно думал Александр Александрович. В очередной раз поразился дальновидности Суровцева. Генерал предполагал, что прибытие «Ивана Корнилова» в Томск будет замечено и жителями, и теми, кто будет искать следы золотого запаса. Потому и церковные ценности на борту вместе с государственным золотом. Потому и приказ пристать в Томске под вечер, а лучше ночью. «Завтра попы на берегу запоют „Слава Спасителю, в Иерусалим входящему“, и обыватель узнает и запомнит именно это, а не ночную возню на пристани», – успокаивал себя Александр Александрович. Да и в памяти краеведов и историков останется следующий день, 14 сентября. На берегу он увидел Тимофея Прокопьевича Кураева в сопровождении Ахмата. Рядом с ними – двух офицеров. Контрразведка. «Придется капитану парохода втолковывать разницу между секретом и тайной. А также то, что он волей судьбы причастен к событиям, за одну причастность к которым следом за человеком идет смерть. Часто смерть мучительная», – подумал он и отправился к солдатам, стоявшим на палубе по двое у каждого из трех десятков небольших, но тяжелых ящиков. Изготовлены они были с таким расчетом, чтобы их можно было хоть и с трудом, но перенести вдвоем. Соткин сноровисто, не хуже настоящего матроса бросил конец каната на пристань. Солдаты помогли спустить трап. С небольшим портфелем в руках офицер первым стал спускаться по трапу. Следом двинулись солдаты с ящиками. Еще с трапа, не здороваясь, громко крикнул:
– Ахмат, принимай команду!
И лишь потом он обменялся рукопожатиями с Кураевым и как старый знакомый обнялся с Ахматом. Подошел к офицерам. Представился:
– Капитан Соткин.
Поочередно представились и офицеры:
– Капитан Перевалов.
– Поручик Никонов.
– Пристань оцеплена. Посторонних нет, – доложил Перевалов.
– Под моим началом тридцать солдат, – в свою очередь, отрапортовал Соткин. – Сейчас они перенесут груз на подводы и поступят в ваше распоряжение. Используйте их как охрану ценностей, находящихся на пароходе. Сейчас же сообщите в Томскую епархию, что из Тобольска в Томск эвакуированы ценности Сибирской церкви. Опись и все другие надлежащие документы – здесь. – Он передал свой портфель старшему по званию. – Там же вахтенный журнал парохода. Команда сейчас заперта в каютах. Погрузки, а теперь и выгрузки они, как вы понимаете, не наблюдали. Держать их на борту бессмысленно. Кому приспичит – все равно до берега доберется хоть от середины реки. И попросите благочинного, чтоб завтра как можно более торжественно попы встретили свое добро. Капитана арестовать. Не бить, не допрашивать. Хорошенько напугать. Чтоб при одном воспоминании об этом рейсе охватывала немота. После я сам еще раз с ним поговорю.
– Вас понял, – ответил капитан-контрразведчик и кивком приказал поручику подниматься на борт парохода.
