Окрик Костолома прозвучал как удар плетью, принудив Самира подняться, накинуть драный балахон, взять кривую палку-посох и зашагать в сторону пыльного тракта.
Как же он не любил то, чем вынужден был заниматься!
Самир оглянулся. С тоской и сожалением посмотрел на оставленные у костра мешок и шкуры. Вряд ли он когда-нибудь увидит свои скудные пожитки — соплеменники разворуют их, едва он скроется за ближайшим барханом. И Самир их понимал: мертвецу вещи ни к чему. Сейчас ему предстояло в седьмой раз стать «приманкой». Прикинувшись усталым, изможденным бродягой, взывая к людской жалости и моля о помощи, остановить караван, чтобы братья могли напасть и без лишних потерь, неизбежных при погоне, захватить добычу.
«Приманки» обычно погибали, едва начинался набег и люди понимали, что попались в ловушку. То, что Самиру удавалось выживать до сих пор, уже само по себе было чудом. Прошлые разы оставили в память о себе три шрама от ударов саблей и два от пуль.
Духи Донной пустыни словно берегли его неизвестно для чего. Но Самир не испытывал к ним ни малейшей благодарности. Ведь это по их странной воле он родился не таким, как другие его соплеменники. С самого детства он завидовал своим братьям с их длинными мускулистыми руками, крепкими когтями, которыми можно разорвать врага или добычу. Ничего этого у него не было. Почему-то духи решили, что он должен быть похожим на людей. И пусть Самир лишь немного уступал соплеменникам в силе и ловкости, он знал, что настоящим воином ему никогда не стать. Быть «приманкой» — вот его удел.
Серый песок скрипел под ногами. Спрятанный под тряпками самострел больно упирался рукояткой в ребра, но Самир не подавал виду. Если бы Костолом заподозрил, что у него с собой оружие — непременно отобрал бы, да еще хорошенько наподдал. «Приманка» должна быть беззащитной и не вызывать у людей опасений.
Самир посмотрел на тракт. Далекое облако пыли в стороне горы Крым возвещало о приближении каравана.
Нужно было приготовиться — занять такую позицию, чтобы караванщики издалека заметили его, присмотрелись и поняли, что заблудившийся в пустыне бедолага не представляет для них угрозы.
Лучше всего идти в том же направлении, что и караван. Пошатываться, иногда падать, с трудом подниматься. Всячески показывать, что обессилен, но еще не при смерти.
За ближайшим барханом готовились к атаке соплеменники — воины клана Грозного Рыка. Самир снова почувствовал укол сожаления, что он не один из них. Как же хочется променять никому не нужную способность связно и понятно говорить на силу и ловкость, какой обладают братья. Но жизнь распорядилась по-своему: они — там, он — здесь.
Самир посмотрел через плечо и с удивлением обнаружил, что караван теперь гораздо ближе, чем можно было ожидать. И судя по пыльному шлейфу, что тянулся следом, двигался он очень быстро. Вскоре Самир смог разглядеть скачущих впереди всадников, а за ними три грузовые повозки, укрытые тентами, и два фургона, обшитые листами железа с прорезями бойниц. Но ни дозорных, ни группы разведчиков, обычных для торговых караванов. Этот, похоже, вообще не собирался останавливаться.
Самир в растерянности посмотрел на бархан, за которым прятались сородичи. Никакого намека, что там засада, — Костолом знал свое ремесло. Но что теперь делать? Самир снова перевел взгляд на караван, до которого оставалось уже не больше двух десятков локтей. Надо принимать решение. Но какое?!
Ситуация была настолько непривычной, что Самир едва не ударился в панику. Он позабыл про все свои наработанные приемы и уловки. Захотелось, наплевав на указания и рискуя навлечь на себя гнев Костолома, броситься через тракт к бархану, к своим. Или же, наоборот, прочь от дороги, обрекая себя за нерешительность до конца дней на насмешки.
В смятении, но без страха, он смотрел на покрытых пылью манисов, на их изможденных всадников. Чубы на бритых головах, посеревшие от грязи шаровары…
Заметив наконец Самира, они, не сбавляя хода, вытащили длинноствольные берданки, но разглядев, что перед ними лишь бродяга-оборванец, убрали оружие обратно в седельные кобуры.
Когда самый первый всадник поравнялся с Самиром, решение пришло само собой.
Выхватив из-под тряпок самострел, он пальнул в маниса и сразу бросился бежать. Без оглядки, втянув голову в плечи. Позади него ящер рухнул на песок и закувыркался вместе с наездником в клубах пыли. Скакавший следом гетман успел отреагировать — заставил своего маниса перепрыгнуть через павшего всадника. Но остальные не увидели опасности в поднятой пыли. Мчавшиеся во весь опор манисы налетели на тушу убитого Самиром ящера. Возница первой повозки натянул поводья, но было поздно — манисы врезались в кучу из ящеров и их всадников. Повозка оторвалась от земли, перевернулась в воздухе. С нее посыпались мешки и сидевшие в кузове люди. Крики последних перекрыл грохот рухнувшей в пыльную свалку повозки. От удара с одной из осей сорвались колеса и полетели в стороны, подскакивая и кружа.
Самир остановился в отдалении и смотрел. В голове не укладывалось, что весь этот хаос сотворил он. Но самое главное — караван остановился! Словно в ответ на его мысли от бархана донесся воинственный клич соплеменников — Костолом повел воинов в атаку.
Как только нападавшие приблизились, раздался треск ружейного залпа и караван окутался клубам белого дыма. Самир пригнулся, но в его сторону никто не стрелял и даже не целился. Все пули достались его соплеменникам.
Самир должен был догадаться, что Костолом как опытный вожак не станет напрасно рисковать воинами и прикажет забросать караван ручными бомбами. Но от захлестнувшей его дикой ярости все мысли вылетели из головы, и он побежал к повозкам.
Первый взрыв подбросил один из фургонов. Несколько железных листов обивки сорвались и, грохоча, закувыркались в воздухе. Потом взрыв полыхнул среди всадников. Ударной волной Самира отбросило назад. Очухавшись после падения, он поднялся и смотрел, как из клубов пыли выползают раненые люди, сучат лапами издыхающие манисы.
Еще несколько взрывов — и защитники каравана разгромлены: оглушены, ранены, убиты. Самир услышал лишь пару одиноких выстрелов. Сейчас Костолом должен начать новую атаку. Если не поспешить, можно остаться без добычи.
Краем глаза Самир заметил суету у самого дальнего фургона. Полдесятка гетманов распрягали тягловых манисов и готовили их к верховой езде. Значит, хотят спасти самое ценное!
Он огляделся. Недалеко на песке лежал гетман с окровавленной головой. Подбежав к нему, Самир забрал саблю и с воинственным кличем устремился к фургону.
Его заметили. Двое сразу припали на колени и прицелились в него из берданок.
Самир принялся петлять, уклоняться. Грохнули выстрелы, и одна пуля все же чиркнула его по ребрам, опалив жгучей болью. Отбросив берданки, гетманы достали короткоствольные самострелы. Самир не думал о смерти. Погибнуть в бою — что может быть лучше? Тем более для «приманки»!
Остальные гетманы, прервав свое занятие, тоже развернулись и приготовились стрелять.
Темный продолговатый предмет с дымящимся хвостом упал людям под ноги. Через мгновение полыхнул взрыв. Гетманов раскидало в разные стороны, нескольким манисам оторвало лапы, фургон подкинуло и с треском опустило обратно так, что у колес полопались спицы. Обитые железом стенки заскрежетали, но выдержали. Самира оглушило и отбросило назад. Он упал, выронив саблю, и какое-то время просто лежал, уставившись в бледное небо и пытаясь унять звон в голове.
Мысль о том, что можно остаться без добычи, заставила его подняться. Самир нашел саблю, скинул мешающий балахон, пошатываясь и мотая головой, зашагал к фургону. Пока сородичи разбирались с гетманами на другой стороне каравана, у него еще был шанс отхватить что-то стоящее.
Сорвав болтающуюся на одной петле окованную дверцу, Самир залез внутрь. Глаза не сразу привыкли к полумраку. Он зажмурился несколько раз и почти сразу увидел, что в него целятся из самострела. Гетман лежал на полу, прислонившись спиной к стене. Из раны на лбу текла кровь, заливая глаза. Шаровары превратились в окровавленные лохмотья.
— Стой! Во имя всех Святых, стой! — проговорил раненый.
Самир замер, понимая, что в тесном фургоне ему не уклониться от пули.
На саблю упал свет, проникший снаружи, и быстрым бликом пробежался по лезвию. Гетман сразу встрепенулся, поняв, что блеснула сабля — оружие соратников.
— Так ты свой! Я почти ничего не вижу… — Он поморгал, пытаясь убрать кровь с глаз. — Не стой!
