– Хорошо, – сказал Фару. – А то уж я подумал... вот девица, которую щадят, а тут ба-бах! Общественность будет недоумевать, почему мы ничего о ней не сообщали.
– Общественность не верит ни единому слову, напечатанному в газетах.
– Это верно. Но статья, подписанная Кове... Я уж было решил, что вы затеяли свою личную игру.
– Послушайте, это же не в моем духе.
– Вот почему я и разволновался, – тяжеловесно пошутил он. – Я сказал самому себе: не в духе Нестора Бурма вести личную игру. Нестор Бурма не стал бы затевать собственной игры. Но все же стоит ему напомнить, что не в его духе затевать личную игру. Ясно?
– У нее мозги набекрень. Ничего не могу с этим поделать.
– Только ее не исправляйте. Вы должны образовать прекрасную парочку, если действительно она такая свихнувшаяся. Только, ради Бога, не заводите детей. Ну... оставляю вас. Совет на прощание: без глупостей, Бурма!
– Сегодня это слово в большом ходу.
– Может, из-за того, что этот товар повсюду валяется? Он положил трубку. Я позвонил в 'Сумерки' славному журналисту Марку Кове:
– Снова я.
– По вопросу о деле Бирикоса? – позубоскалил журналист.
– По вопросу о деле Женевьевы Левассер.
– Обратитесь к нашему практически специальному выпуску.
– Заткнитесь. У вас давно был готов тот текст?
– Может быть.
– Прошлой ночью, в 'Сверчке', вы говорили о нем с Женевьевой?
– Право...
– Иди ко всем чертям!
– О, негодник! Я кинул трубку.
– Любовные невзгоды? – иронически осведомилась Элен.
– Все свихнулись! – сказал я.
– Кстати, пришло письмо от Роже Заваттера...
Она протянула его мне, и я его прочел. По-прежнему на роскошной бумаге с водным знаком владельца и на бланке 'Красного цветка Таити' Заваттер писал:
– Глупости, – сказал я. – Элен, суньте это в папку Корбиньи.
– Хорошо, шеф. Все эти письма и отчеты не имеют значения, но я люблю порядок. А другое письмо у вас?
– Какое другое.
– Другое письмо от Заваттера, полученное несколько дней назад.
– Я бросил его в этот ящик.
– Там его нет.
– Не может быть. Посмотрите как следует. Это же не сокровища бегумы. Никто и не подумал бы его у нас красть, этот хлам... Бог ты мой!
Я сам принялся рыться в ящике. В ящике, который был выдвинут в ту ночь, когда я обнаружил труп Ника Бирикоса. Письма Заваттера там не было. С помощью Элен я все обыскал. Ненаходимо...
– Ненаходимо, – повторила Элен.
– Ненаходимо, потому что его забрал один из воров. Из-за того клочка бумаги они перессорились, а Бирикос и погиб из-за этого вроде бы не представляющего интереса письма. Впрочем, не столь уж не представляющего интереса. Оно давало наводку. Элен, поймите это своей крошечной миленькой головкой: Бирикос и Икс вообразили, что я замешан в истории с картиной. Затем Бирикос и Икс обрели уверенность, что я замешан в деле. Они явились сюда в поисках улик. Икс обнаруживает письмо, и оно наводит его на след. Он определенно хочет сохранить находку для себя, но Бирикос замечает, как тот что-то сует к себе в карман. Он вынимает ствол и требует, чтобы Икс вернул улику. Драка и смерть Ника Бирикоса.
– Но это бессмысленно!