– Мне всего-то нужен снимок, один снимок. А у вас его нет?
– Что бы я стал делать с фото Марселлена? Не такой он красавчик, чтобы таскать его снимок с собой.
– А на кого он похож?
– На юнца двадцати пяти лет, вообразившего, что чего-то добился. Манеры журналиста из кинофильмов. Белокур и худощав, угловат, с чуть кривым носом. Раз уж он так любит кино, как я предполагаю, то, когда доберется до упомянутого наследства, сможет исправить свой рубильник у доктора Клауе. Для него это будет не лишним.
Я поднялся:
– И все-таки мне бы хотелось получить его фотографию.
– Тогда обратитесь к Руди. Это заместитель главного редактора 'Сегодня'. Сошлитесь на меня.
В газете швейцар (они их расставили повсюду), у которого я спросил, где найти Руди, направил меня, как я и ожидал, к талеру, Я не сделал и трех шагов по просторному цеху, пахнущему металлом и краской, с энергично постукивающими клавишами линотипов, как раздались пронзительные свистки, умело модулированные опытными губами. Это были предвестники настоящего концерта, который превратился в бушующую бурю. Я сохранил на голове свою шапку, совершенно забыв, что в этом месте строго соблюдаемый обряд требует, чтобы голову обнажали. Симпатичные революционеры из профсоюза печатников с этикетом не шутят. Стоило взять шляпу в руки, и свист прекратился. Руди я нашел над верстками и корректурами, беседующим с метранпажем. Представился и изложил цель посещения. Он скорчил клоунскую гримасу страшного огорчения:
– Значит, этот придурок смылся? Прикажете плакать?
– Подождите, когда будете резать лук. Он развеселился:
– Очень забавно. Хорошо. Но что касается фото... у меня его нет, господин Бурма. Знаете, в нашей справочной предпочитают кинозвезду Мартину Кароль. У каждого свой вкус, а?
– Пока что не знаю, что бы я делал со снимком Мартины Кароль. Предпочел бы оригинал. У каждого свой вкус, а?
И я удалился.
Проходя по оживленной и многолюдной улице Монторгей, я почувствовал легкий укол в сердце. В только что купленной газете я поискал сообщения об убийстве Марион. Сто строк пустопорожней болтовни, заканчивающихся обычным 'следствие продолжается'.
Свернув на улицу Клери, я пошел по улице Клюшки. Гостиница 'Масе'. На углу улицы Вид-Гуссе, на площади Малых Отцов, прямо напротив лавки с рисунками духовного содержания. Чистенькая, скромная, тихая, темная, как близлежащая церковь. Только что не пахнущая ладаном.
– Я хотел бы поговорить с хозяином, – обратился я к типу, которого заметил в углу у стойки, худощавому белокурому ангелу с мечтательным взглядом.
– Это я.
У него был выговор уроженца пригорода Обервилье. Я протянул ему свою визитную карточку.
– Нестор Бурма, – произнес он, протягивая широкую и сердечную лапу. – Знаю, знаю. Меня зовут Габриэль. Чем могу быть вам полезен? Предупреждаю, свободных мест пока нет.
– Один из ваших жильцов, однако, испарился. Виктор Марселлен.
– А! Вы в курсе? Испарился – не то слово. Он оставил за собой комнату. Он может вернуться в любой момент.
– Дайте мне знать, когда это произойдет. Я его разыскиваю.
Господин Габриэль, из гостиницы 'Масе', шлепнул кулаком по столу и покачал головой.
– Потрясающе! – воскликнул он. – Вот парень, которым целые месяцы решительно никто не интересуется, не стоит ему отправиться в деревню, чтобы развеяться, как он всем становится нужен. Прежде всего шикарный старикашка в очках...
– С глазами, которые буравят насквозь?
– Точно. Ваш знакомый?
– Работаю на него.
– А чего добиваются от господина Марселлена?
– Он нужен на предмет наследства.
– А! Вот это интересно. Заметьте, он мне ни гроша не должен, но всегда приятно слышать, что твои постояльцы платежеспособны. Тем более, что у него бывало с деньгами туговато.
– Кто еще заходил помимо очкарика?
– Конечно, его подружка.
– Его подружка?
– Ну да. У вас, что, нет подружки?
– У меня их много.
– Так вот, откровенность за откровенность, – усмехнулся господин Габриэль. – Думаю, у него тоже. Знаете, этим молодым людям, при их специальности, подворачиваются выгодные покупки. Не говоря уже о распродажах.
– Прекрасно вас понял.
