Услышал, как завелся двигатель грузовика. Вот он отъехал. Затем воцарилась тишина. Оставив помойку, я приблизился к двери. На эмалированной дощечке можно было прочесть 'Типография'. Я напряг слух. Никакого шума. Я потрогал дверь. Металлическая. Гм... Несомненно, взломать ее трудно. А стоит ли? Было ли это...
В моей черепушке раздалось 'бум!'. Как старого знакомого приветствовал я это ощущение. Боже мой! Чуть было о нем не забыл. Добрый удар тупым предметом, добрый удар семейной дубинкой, ожидающий Нестора в поворотном пункте его расследования. Чуть было о нем не забыли. В самое время...
Я пришел в себя на груде изорванной бумаги. Запястья и щиколотки у меня были связаны. Смешанный запах дразнил мне ноздри. Пахло сырым подземельем, типографской краской, бумагой и свежей простыней. Я валялся в закутке, соединявшем подземный этаж склада с типографским цехом. За грязными стеклами открывался вид на весь освещенный цех.
Четверо мужиков под наблюдением пятого были заняты любопытной ночной работой. И хорошо оплачиваемой. По высшим ставкам за сверхурочные. Печатные станки почивали, но не эта четверка. На брошюровочном столе лежало множество пестрых прямоугольников, как две капли воды схожих с подлинными стодолларовыми купюрами. На другом столе, стоящем в стороне, чтобы на него не попала грязь, раскинут рулон новой ткани, которую снова ловко накручивали на деревянную основу, не забывая прятать в ее складках, при каждом новом обороте рулона, определенное количество банковских билетов. Готовый рулон, проверенный на соответствие нормам, уносили наверх и, по всей видимости, грузили в кузов автомобиля, помещая среди других – честных – рулонов. Операция была задумана совсем неглупо. И весьма изобретательно осуществлять ее под почтенным, внушающим доверие и почти столетним флагом фирмы Левиберга.
Вот что раскрыла Эстер. Вот почему она умерла. Добрый удар по черепу, а потом, чтобы всех ввести в заблуждение, отпечатки якобы пальцев Морено.
И в этих преступлениях был виновен малый, который красовался передо мной своей элегантностью, изысканностью, красноречием в жанре Арсена Люпена, только во плоти. Хорошо выглядя в прекрасно сшитом темном костюме, он расхаживал по цеху, подстегивая работяг, пошучивая, поигрывая перламутровым предметом, искрящимся в свете электрических ламп. Это совсем не мешало ему слышась то, что говорят остальные, и им отвечать. Он не был глухим. Но слуховой аппарат пригодился весьма кстати для того, чтобы скрывать неприятную особенность его уха, о которой было хорошо известно полиции. А поскольку контактные линзы не для собак изобретены, он обходился без очков несмотря на сильную близорукость.
Он удушил Эстер, заколол Марион. Ухлопал Леменье, как и многих других, до которых мне не было дела. Но Эстер, Марион... Ну и, конечно, вскоре сам Нестор...
Я проверил прочность своих пут. Вполне надежные, но в общем это была всего лишь веревка. И я заерзал по своей бумажной постели в поисках какого-нибудь острого предмета. Всегда попадаются железяки. Они есть повсюду. Возможно, но не так, где я находился. В конце концов подвернулся осколок кирпича. Я принялся тереть о него свои запястья. И был близок к результату, когда услышал, что ко мне приближаются. Один из бандитов остановился рядом.
– Эй! – крикнул он. – Парень, который намеревался заказать себе визитные карточки, приходит в сознание.
– Приволоки его? – приказал Перонне.
Тип подозван одного из своих дружков, и, пока держал меня под наведенным пистолетом, тот развязал мне ноги, чтобы я смог шагать. Потом меня грубо втолкнули в цех.
– Вот парень, который собирался заказать себе визитные карточки, – с глупым смешком повторил бандит, до дыр занашивающий свои шуточки.
– Визитные карточки? – произнес Перонне. – Жо, ты наверное ошибаешься. Зачем нужны визитные карточки господину Нестору Бурма? Он больше никому не нанесет визите'. Напротив, миленькое извещение...
– Смешно! – воскликнул Жо.
– Заткнись! – произнес я.
– Похоже, вы не цените мой юмор, господин Нестор Бурма. Это освобождает меня от обязанности дальше дурачиться здесь с вами. К тому же я тороплюсь. Сегодня ночью уезжаю из Франции. Жо...
Тот на секунду отвернулся от меня. Резким движением я порвал уже почти перетертые о кусок кирпича путы. В то же мгновение прыгнул на Жо и вырвал у него пушку. Столь же стремительно я нырнул под окруженный кипами бумаги станок из прочного металла, способный послужить укреплением, который я успел заметить раньше. Едва оказавшись в укрытии, открыл огонь. Чтобы не отставать от меня и вереща словно дикари, они со всех сторон ответили мне тем же. Пули со зловещим хлопком расплющивались о металлические стойки или мягко проникали в толщу бумаги. Я чувствовал себя почти что как на улице Сен- Дени. Улица Сен-Дени! Какая глупость! Очевидно, в то время я ни о чем не подозревал, но, Боже мой, где были мои глаза! Мне следовало бы понять, что корсиканцу в воротах было не до меня и целился он не в мою скромную особу, но в другого беглеца, несшегося следом за мной и присоединившегося ко мне за автомобилем. Господин Бонфис, элегантный лже-глухой. Если бы я тогда заметил его особую примету, может, позже я бы внимательнее отнесся к этой особе. Ну, теперь поздно... Он же весьма мною интересовался. За двоих. И к чему теперь брюзжать? Я спекся. Еще один выстрел, и они набросятся на меня. Можно будет составить извещение, как тот говорил... Мне все-таки удалось себе обеспечить великолепный конец. В помещении грохот все нарастал. Под станком меня совершенно оглушило. Меня выворачивало от шума выстрелов, от смешанного запаха машинного масла, типографской краски и пороха, Выстрелив в последний раз, я вдруг услышал во внезапно наступившей тишине чей-то вопль:
– Без глупостей, Бурма. Вылезай оттуда.
Это был голос Флоримона Фару. На четвереньках выполз я из своего убежища. Поднимаясь, окинул взглядом открывшуюся картину. Подручные Фару выводили трех типов в наручниках. В углу валялся убитый только что не дважды Перонне. В последнем великом путешествии его сопровождали Жо и другой член шайки. 'Сегодня ночью уезжаю из Франции'. Как говорят, отправляясь в Овернь: я покидаю Францию и заграницу. Рядом с комиссаром изящный силуэт...
– Раз, два, три... Элен, – выговорил я.
Она бросилась в мои объятия.
– Вы можете ее расцеловать, – произнес Фару. – Ей вы жизнью обязаны. Почувствовав опасность и проявив больше здравого смысла, чем вы, она вместо того, чтобы лечь спать, проследовала за вами до
