– …чтобы публично стало известно, что я мог посещать, даже случайно, по-соседски человека, которого можно отнести к категории гангстеров… Я порядочный человек, месье. Глупо романтичный, но порядочный, меня зовут…
– Кокорикос.
– Бирикос. Николас Бирикос. Вот моя визитная карточка. Может быть, у нас будет случай еще раз увидеться…
Несколько лихорадочно он пошарил в своем бумажнике, достал оттуда визитную карточку и протянул ее мне. Спрятал свой бумажник и резко сказал:
– …у меня в Афинах есть очень процветающее дело. Я почти все время живу во Франции, но в Афинах у меня есть дело. Скандал может повлиять на дела, даже если он разразится в сотнях километров от дома. Я не сказал полиции, что немного знал Ларпана, и не скажу. Если вы думаете, что должны сообщить ей об этом, я буду отрицать. А сбить меня в моих показаниях будет невозможно. Но надеюсь, вы не будете ее об этом информировать.
– Я не буду ее информировать,– сказал я,– не понимаю, зачем я стал бы ее информировать. Однако вы в поисках развлечений…
– Развлечение развлечению рознь.
Я повертел в руках его визитную карточку:
– Поскольку вы любите романтику, сейчас вы ее получите,– сказал я.
Он с интересом стал следить за моими движениями. Я снял телефонную трубку и вызвал отель Трансосеан:
– Алло. Пожалуйста, месье Николаса Бирикоса.
– Его нет дома, месье.
– Но это один из ваших гостей?
– Да, месье.
Я задал два или три ловких вопроса, чтобы убедиться в том, что Бирикос из отеля Трансосеан был тем же человеком, который сидел сейчас передо мной.
– Извините, это проверка,– сказал я, кладя трубку.
– Вы полностью прощены,– ответил грек.
– Во всяком случае, вы не прячетесь,– заметил я.
Он высоко поднял брови:
– Зачем мне прятаться?
– Не знаю.
На его лице появилось выражение простофили, который не понимает, о чем идет речь:
– Я любитель романтики. Глупый и безобидный любитель романтики. С вами я совершил промах. Еще раз извиняюсь за него, но…
Он встал:
– У вас есть мое имя и мой адрес. Если случайно…
– Не очень рассчитывайте на это,– сказал я.
Я встал, в свою очередь:
– Кстати, вы не коллекционер, случайно?
– Коллекционер? Нет. Вы знаете коллекционеров, а что, у меня внешность коллекционера?
– Я не знаю. Может быть, мы еще увидимся, господин Бирикос.
– Я желал бы этого,– сказал он.
Я довел его до дверей соседней комнаты, откуда Элен выпроводила его до лестничной клетки. Я вернулся в свой кабинет. Клочок бумаги, по всей видимости, выпавший из бумажника странного иностранца, лежал под креслом. Я подобрал его. В этот момент прозвенел дверной колокольчик. Я быстро сунул клочок бумаги в карман и почти столкнулся с неожиданно вернувшимся господином Бирикосом:
– Извините меня,– сказал он.– Не забыл ли я свои перчатки?
Острым взглядом он оглядел все вокруг. Я тоже. Никаких следов перчаток. Он воскликнул:
– Эта моя неудача с вами явилась причиной моей рассеянности. Я… засунул их в карман.
Он поднял вверх свои найденные перчатки, потом надел их. Так он их уже не потеряет. Попрощался с нами с обычной церемонностью и на этот раз ушел окончательно.
Я приблизился к окну, открыл его и посмотрел наружу.
Неподвижно стоя на тротуаре и не обращая внимания на толкающих его прохожих, месье Николас Бирикос, снова без перчаток, тщательно обшаривал себя с озабоченным, очень озабоченным видом. Он вытащил свой бумажник из кармана пальто, внимательно осмотрел его содержимое, спрятал и снова обшарил все карманы. В конце концов ушел, мрачный и недовольный.
– Что там еще,– спросила Элен,– он опять потерял свои перчатки?
– Нет, скорее эту бумажку.
Я вытащил из своего кармана клочок бумаги, найденный под креслом, на котором сидел грек. Это была обычная бумага, ничем особенно не отличавшаяся. Обрывок бумаги. На нем было написано одно слово: «Межисери».
– Что это такое? – спросила Элен.
– Кусок адреса. Конечно, набережная Межисери. Эти иностранцы могут хорошо знать Париж, тем не менее им иногда нужны напоминалочки. Он, кажется, очень дорожил этим клочком бумаги, а?
– Да уж, верно…
Элен пренебрежительно усмехнулась:
– …По его физиономии не скажешь, что он посещает литературный салон мадам Софи Стамбат[5].
До чего же моя секретарша подкована во всем, что касается всего Парижа.
– Кто знает? Разве я похож на вора картин, а?
– То есть…
– Да-да. Одолжите мне тысячу франков, и я буду на них держать пари, что этот Бикини-роз принимает меня за сообщника Ларпана…
– Бросьте!
– Это именно так.
– Вашей репутации только этого не хватало!
– Так вот теперь пробел заполнен… А что касается пари, надо последить за одним завсегдатаем бегов. Вам придется заняться им. Это служащий в Провинциальной гостинице на улице Валуа. Его зовут Альберт. Он там проживает, его кормят и обстирывают. Оттуда не трогается ни на шаг, за исключением тех случаев, когда направляется на ипподром. Примите вид пай-девочки, возьмите себе там комнату и получше прилипните к этому фрукту. Что-то в его поведении подхрамывает. Постарайтесь обнаружить, что к чему.
– На улице Валуа? Это не там каждый год останавливается Луи Лёрё?
– Да, там.
– Гм…
Она ничего больше не сказала. Открыла стенной шкаф, вытащила оттуда чемоданчик распространенной модели, употребляемой обычно при путешествиях серьезными девушками.
– А говорили, что это спокойный клиент,– сказала она с понимающим видом.
– Спокойный, еще бы! – усмехнулся я, подняв глаза к потолку.
Наступила ночь, а с ней пришел и холод. Погода по сезону. Возразить нечего. Улица Пти-Шамп была тихой, как кладбище.
– Спокойный, еще бы! – повторил я вслух в тишине моего кабинета.
Я был один в комнате, которая внезапно показалась мне огромной. От включенного электрического радиатора шло на мои ноги мягкое тепло. Это была старая модель. В глубине аппарата его раскаленные нити таинственно мерцали. На камине часы меланхолически отсчитывали время. Лампа с большим абажуром отбрасывала круг света на девственно чистый лист бумаги, на котором мои руки вертели визитную карточку и обрывок, забытый Бирикосом. Я размышлял с трубкой во рту. Рядом, в маленькой комнате ожидания, скрипнула мебель. Тремя этажами ниже, на улице, прошел продавец газеты, выкрикивая простуженным
