Послушайте, месье. Таков мир. По ночам здесь проезжает не больше одной машины каждые три часа, а машин с пьяным за рулем – две в год. И между тем надо было, чтобы месье Лёрё оказался как раз там, когда проезжала машина с пьяным за рулем. Эти провинциалы, право! Можно подумать, они нарочно так делают.
– Это серьезно?
– Могло быть хуже. Машина, например, могла разбить витрину. К счастью, она этого не сделала. Просто чудо.
– Я говорю о Лёрё.
– А! Да, месье Лёрё, конечно… Тоже чудо. Довольно помятый, с виду, но я думаю, что это не смертельно… В конце концов надеюсь…
Я тоже надеялся. И безусловно более искренне, чем будущий торговец дарами Морфея.
– Гм… тогда скажите мне, в какой больнице…
– Я вызвал полицейских с улицы Славных Ребят. Они увезли его.
Теперь он говорил явно недовольным тоном. Эта история ему изрядно надоела:
– Предполагаю, что они не упрятали его в кутузку…
– Кто знает, с ними все возможно,– сказал я.– Ладно. Доброй ночи.
Из бистро я отправился в комиссариат на улице Славных Ребят. Там они всегда очень подозрительны с тех пор, как бомба Эмиля Анри разнесла помещение, а полдюжины тех самых славных ребят посмертно получили награды от префекта, но тут я рискнул. А так как при мне не было никакого свертка более или менее подозрительного вида, все прошло без сучка, без задоринки. Я назвал себя, в качестве пропуска использовал свою дружбу с комиссаром Флоримоном Фару, сказал о своем знакомстве с Луи Лёрё и о том, что я только что узнал о несчастном случае и т. д., и т. п. Славные ребята успокоили меня на его счет. У Лёрё пострадала нога, но его жизнь была вне опасности. За более подробными сведениями будьте любезны обратиться в больницу Отель-Дьё…[3] Для проформы я сказал полицейским слова ободрения в деле поиска того лихача и свалил. Я чувствовал себя слишком усталым, чтобы вернуться к себе домой, в то время как моя контора была в двух шагах на улице Пти-Шамп, где меня всегда ожидал свободный диван. Туда я и отправился. Позвонил по телефону в Отель-Дьё. Без особых трудностей получил сведения о раненом. Его состояние не вызывало никакого беспокойства. Через несколько дней он будет на ногах. Я поблагодарил, разделся, нырнул под одеяло и уснул сразу, как только лег.
Глава четвертая
В ЧУЖОЙ ШКУРЕ
Разбудила меня моя секретарша Элен, когда в 9 часов утра она пришла в контору на работу и, увидев меня спящим, громко рассмеялась:
– Доброе утро, шеф. Итак, нежимся в постельке?
– Что-то вроде этого,– зевнул я.– Доброе утро, Элен Может быть, поцелуемся?
Она улыбнулась:
– Я никогда не целую пьяниц… Гм… Не рискуя ошибиться, можно предположить, что вчера вы были не в состоянии добраться к себе домой, а?
Я снова зевнул:
– Что-то вроде этого. Вам следовало бы работать детективом.
– Иначе говоря, вы нашли вашего Лёрё?
– Что-то вроде этого. Откройте, пожалуйста, ставни
Она повиновалась. Грустный, плохо промытый день проник в комнату:
– Немного туманно? – спросил я.
– Что-то вроде этого,– ответила она.– Но не холодно.
Она снова прикрыла окна и внимательно посмотрела на меня:
– О-ля-ля! Ну и физиономия! Вы что, по всей видимости, пировали вместе?
– Конечно. А вы не знаете, она всегда везде со мной, моя физиономия.
– Я говорила о Лёрё. Он снова втравил вас в какой-то разгул?
– Что-то вроде этого.
– Надеюсь, вы сунули его в поезд или что-то вроде этого?
Я усмехнулся:
– Как раз нет. Он в больнице.
Элен широко раскрыла свои прекрасные удивленные глаза:
– А его жена еще платит вам за то, чтобы вы его охраняли! Но что случилось? Драка? Силач с Центрального рынка его прижал?
– Идиотский несчастный случай. Какой-то лихач, кажется, поддел его. Я при сем не присутствовал… Думаю, надо предупредить его жену. Вы отправите телеграмму. В успокоительных выражениях. Закажите также разговор по телефону. Я непременно хочу успокоить ее устно. А в телеграмме постарайтесь дать ей понять, что не стоит беспокоиться. В Париже она сейчас не нужна.
Элен нахмурилась:
– Эй! Он по крайней мере не умер?
– Да нет же. Что вы там себе вообразили? Идите приготовьте нам добрую порцию кофе, пока я одеваюсь.
Она исчезла в крохотной кухоньке. Вскоре вернулась оттуда, неся на подносе две чашки, полные благоухающей черной жидкости. Сделав несколько глотков, она продолжала развивать свою мысль:
– Я не воображаю, что вы кого-то там убили, но признайтесь, что частенько вы оказываетесь поблизости от трупов, или что-то вроде этого, как вы выражаетесь. Это очень любопытно.
– Вам следовало бы отпустить усы,– ответил я, поставив свою чашку.– Вы уже говорите, как Фару. А при усах совсем были бы на него похожи… Не позже, как сегодня ночью, он выдал мне текст такого же рода.
– Именно так я и подумала. Что это за мертвец, шеф? Он был там специально для вас?
– Какой мертвец?
Она пожала плечами:
– На Центральном рынке нашли убитого мужчину. А вы этого не знали?
– Знал.
– Вот видите. Некий… я забыла его имя.
– Ларпан. Этьен Ларпан. Видите? Я все знаю… но не при такой тяжелой голове.
– Кажется, это именно он – вор знаменитой картины Рафаэля из Лувра.
– А! Вот этого я не знал. Что, об этом уже говорят в газетах?
– Нет. Это, наверно, произошло слишком поздно ночью, чтобы появиться в утренних газетах. Я слышала об этом в утренних известиях по радио.
Я подошел к приемнику и включил его. Послышался голос Катрин Соваж, которая пела «Остров Сен- Луи». Я приглушил радио.
– Что они еще сказали?
– Я не обратила внимания, но думаю, что это все.
– Подождем. Марк Кове наверняка что-нибудь тиснет в дневном выпуске «Крепюскюль»… И отправьте немедленно эту телеграмму мадам Лёрё, пожалуйста!
Она пошла в контору.
Я последовал за ней, чтобы посмотреть почту. В числе других там было одно письмо от Роже Заваттера, одного из моих агентов, занятого сейчас по другому делу. Он писал:
