– Какова цель наблюдения? – спрашивает Ребуль. – В какой-то момент оттуда должны вынести сверток.
– Какой сверток?
– Довольно большой. Имеет более или менее форму человека.
– В самом деле? – смеется однорукий. – Жмурик, что ли?
– Да.
Я слышу, как на другом конце провода мой собеседник поперхнулся:
– Черт побери! Я... я... сказал так, для смеха!
– Никогда не надо шутить с такими вещами, старина!
– Значит... в этом доме есть труп?
– Прошлой ночью был. Возможно, что с тех пор его уже убрали. А может, и нет. Если они его еще не вынесли, то им придется это сделать. Если только... эти китайские блюда – это всегда мелкие кусочки того- сего, трудно различимого... но я не думаю.
– А что... мне не придется поесть в этом ресторане?
– Такой надобности нет. – Слава богу!
– Ограничьтесь наблюдением и берите на заметку все, что покажется вам подозрительным, в том числе транспортировку трупа, конечно.
– Отлично.
Мы говорим друг другу 'до свидания' и кладем трубки.
– А теперь пошли к Гольди, – говорю я Элен.
Я никого не удивлю, если скажу, что автомашина – это хорошо, но когда путешествуешь по Парижу, то не всегда она привозит тебя точно туда, куда надо. Порой ее надо парковать в километре от места назначения.
Что и случилось с нами в этот день. Как, впрочем, могло быть и в любой другой. В результате мы позволяем себе небольшую прогулку пешком; кстати сказать, пройтись по улице Лафайет не так уж неприятно.
Итак, мы движемся по людным тротуарам в направлении жилища Омера Гольди. Элен попутно немного занимается тем, что в Париже обычно называют 'лизать витрины'.
– Вот мы и прибыли, – говорю я, увидев монументальную арку особняка прошлого века рядом с облицованным мрамором современным зданием крупной страховой компании.
– Мы...
Внезапно я хватаю свою спутницу за руку, заставляя ее повернуться к витрине, к которой и сам наклоняюсь. К нашей досаде это аптека, и я не знаю, что думает о нас фармацевт в белом халате по ту сторону стекла среди своих банок, видя, как мы уставились на коробки со слабительными пилюлями.
– Что происходит? – спрашивает Элен. Я шепчу:
– Китаец.
– Чанг Пу?
– Да.
– Он здесь?
– Был... уже ушел.
При этих словах я повернул голову и увидел своего вчерашнего противника, удаляющегося в сторону улицы Тэтбу. Сейчас он уже затерялся в толпе.
– Ладно, – говорю я, – пошли посмотрим на что-нибудь более привлекательное.
Мы поворачиваемся спиной к аптеке.
– Не думаете ли вы, что... – начинает Элен.
– Да. Для нас все китайцы похожи друг на друга. Но нет никакого сомнения по поводу этого человека. Это был Чанг Пу. Кстати, он выходил от Гольди.
– Неужели!
– Из этого здания, во всяком случае.
– Что вы об этом думаете?
– Ничего. Но мы решили нанести визит нашему ювелиру. И тот факт, что у Чанг Пу возникла та же мысль, не заставит нас отказаться от нашей, не правда ли?
Мы проникаем под своды арки, где справа и слева сплошняком прикреплены мраморные и медные таблички с фамилиями на 'манн' и 'гейм'. Ни дать, ни взять, корова, завоевавшая все медали и почетные дипломы на сельскохозяйственной выставке. Либо надгробные надписи. Да, если хорошенько подумать, то это здорово напоминает кладбище. Я встряхиваюсь. Неподходящий момент, чтобы хохмить. Нахожу табличку, призванную указать путь сомневающемуся. 'Омер Гольди, оценка драгоценностей, экспертиза, 4 этаж'. Помещение консьержки находится в самом темном углу внутреннего двора. Лестница, ведущая наверх, начинается на полдороге между этим двором и улицей Лафайет. Это очень широкая лестница со ступенями, покрытыми красным ковром, который удерживается медными, старательно начищенными прутьями. Обнаженная бронзовая женщина с потухшим факелом в руке стоит на страже у начала перил, обтянутых бархатом. Лифта нет, и мы начинаем свое восхождение.
