более чем достаточно. Но получается так, что во вторник моё внимание привлекает один тип, которого я не знаю, но с которым приключилось несчастье.
Эту новость сообщает мне крайне взволнованная Элен.
– Вы смотрели газеты?
– Нет.
Она протягивает мне целую кипу:
– На этот раз он не из пористого каучука.
– Кто он?
– Жмурик.
– Какой жмурик?
– Иван Костенко. Читайте...
Она показывает заметку, в которой я читаю, что накануне Иван Костенко, смазчик лифтов в галерее Лафайет, упал и разбился насмерть в шахте, где он работал.
– Ну и что?
– Это русский.
– Хрущев тоже русский, и он как раз произнес речь в минувшее воскресенье...
Она пожимает плечами:
– 'Крепюскюль', который находится вне конкуренции в области происшествий благодаря заботам нашего приятеля Марка Ковета, распространяется на этот счет по больше своих собратьев. С фотографиями и прочими атрибутами, естественно. Вот вам 'Крепю'.
Под заголовком 'Смазчик лифтов' помещены две фотографии одного и того же человека в разные этапы его жизни. На первой он еще молод и носит военную форму. На другой – старше и в гражданском.
– Это он, – говорит Элен, – русский из Со. Наташин слуга. Это он так меня напугал, когда я увидела его из окна.
– Боже мой, моя курочка! А вы не ошибаетесь?
– Невозможно. С такой физиономией... настолько характерной...
– Скажите прямо: безобразной. Будет точнее. Но нам говорят, что он был смазчиком лифтов. И вместе с тем он вроде был слугой у Наташи?
– Надо полагать. Если только у него нет брата-близнеца.
– Статья из 'Крепюскюль' ничего не говорит на этот счет, но это ничего не значит. Как объясняют его смерть?
Я опять беру газету:
– Ага, несчастный случай или самоубийство. По словам его приятелей по службе, в последнее время он был очень странным...
– О! Странным он был, это уж точно! – соглашается Элен. – Стоять столбом под грозой, как я его видела!
– Он был странным и даже попросил отпуск, который был ему предоставлен. Отпуск, чтобы отдохнуть... Гм... Он возобновил свою работу в магазине всего лишь за несколько часов до того, как произошло несчастье. Так вот, знаете, что я думаю? Мы попросим подтверждения у вашей подруги Сони, если потребуется. Но... этот тип устал, ему требовался отдых, свежий воздух... в лифтовых шахтах так не хватает простора... Он знал Наташу, попросил её приютить его, а за это немножко поработать в саду, например.
Движением головы Элен встряхивает волосами, затем хитро подмигивает:
– Вы сами-то верите тому, что говорите? Я усмехаюсь:
– Черта с два. Просто болтовня, вроде той, когда я вспомнил Хрущева.
Мы терпеливо дожидаемся следующих выпусков 'Крепюскюль'. Они приносят нам дополнительную информацию. Как почти все остальные представители белой эмиграции – ряды которой редеют, – смазчик лифтов был весьма любопытной личностью и служил темой для бесконечных измышлений. Мой приятель Марк Ковет, репортер уголовной хроники в 'Крепю', не отказывает себе в этом. Он пишет, что Иван Костенко, бывший студент медицинского факультета, офицер низшего ранга, был чем-то вроде адъютанта – или как там это называется по-русски – при генерале Горопове и полковнике Лопухине. Полковник Лопухин ничем особенным не выделялся, и Ковет не задерживает на нём свое внимание. Тогда, как генерал Горопов – личность довольно интересная. Это – бывший царский офицер, безусловный глава белогвардейцев в Европе, исчез при таинственных обстоятельствах за несколько месяцев до войны, по словам одних, выкраден тайными агентами ГПУ, по словам других, – гестапо. Ковет сообщает, что в то время Иван Костенко выступил со свидетельством, имевшим решающее значение. Моё замечание: настолько решающим, что никто никогда так и не узнал, что на самом деле произошло с Гороповым. Ладно, оставим это...
– Горопов! – восклицает Элен, которая читает ту же самую статью в другом экземпляре 'Крепю'.
– Ну и что, Горопов?
– Соня рассказывала мне об этом военном. Она сказала, что муж Наташи, Спиридович, был знаком с Гороповым.
– Все эти эмигранты, принимавшие участие в разных заговорах, были знакомы друг с другом. В этом нет ничего удивительного.
