Далее шли место и дата рождения, гражданское состояние родителей и приметы нижеподписавшегося.
Далее были даны приметы обоих.
Здесь Лакор описал приметы Ленантэ, татуировку и все прочее.
Рядом с подписью были отпечатки пальцев автора письма. Далее, другими чернилами, явно недавно был дописан постскриптум:
Я сложил адресованное легавым письмо, сунул его обратно в конверт и хотел было положить его в карман, но Ангельская Мордашка, который заглядывал мне через плечо, остановил меня.
– Это дело полиции, сударь,– сказал он.
– А скандал – дело вашего заведения.
Он возвел очи горе:
– Будь что будет.
– Как угодно. Но погодите хотя бы день-два, прежде чем сообщать об этом завещании.
– Я посоветуюсь с…
Я протянул ему конверт, желая предотвратить назревающий спор. Он взял его, положил обратно среди шмоток Лакора и проводил меня до самого выхода. Вокруг все спало. И что самое милое, на той стороне бульвара Массена, в своем домишке в Иври, дрых и г-н Даниэль, вот уже двадцать лет. Не знаю, как это мне удалось, может, меня принесло ветром, который дул теперь еще сильнее, но вскоре я уже стоял на мосту Насьональ, облокотившись о парапет и пытаясь разглядеть в кромешной тьме контуры пресловутого домика. Завывавший ветер доносил до меня тихий гул машин, работающих круглые сутки в корпусах Компании сжатого воздуха. Где-то вдалеке пробили часы. Стряхнув с себя задумчивость, я набил трубку и не без труда раскурил ее, стоя на середине лестницы, ведущей к набережной Иври. Первая направо была улица Брюнессо. Я знал, где она находится, потому что заметил табличку, шатаясь днем в поисках Белиты и цыган. Застроена улица была лишь с одной стороны, а по другую шел пустырь, часть которого была занята под стадион. На застроенной стороне разместилась масса самых разных фабричек и мастерских. Я прошел по улице дважды, прежде чем остановил свой выбор на некоем строении в глубине запущенного сада; вид у этого домишки был словно он держится из последних сил. При таком ветре он непременно скоро обрушится. На каменном столбе ворот висела цепочка. Я дернул. Звякнул колокольчик, и его дребезжащий звук тут же улетел с ветром ко всем чертям. По соседству залаяла проснувшаяся собака. Я позвонил еще. Если кто-нибудь мне откроет… Никто не открыл. Собака больше не лаяла, теперь она выла над покойником. Ограда была не слишком высокой. Я перелез через нее и спрыгнул в сад, если это можно так назвать. Не спеша подошел к дому. Его внешний вид привел бы в замешательство самого закаленного бродягу. Пологий спуск вел в подвал. Я спустился и остановился перед дверью. Я был один, чувствовал себя почти как дома и принялся мудрить с замком. Ветер, свистевший в корявых ветвях единственного в саду дерева, воющий пес, затхлость, которой тянуло из подвала,– из-за всего этого я ощущал себя примерно так же, как египетский фараон в гробнице. Наконец замок открылся. Я шагнул вперед. Укрывшись от ветра, чиркнул спичкой. Прекрасно. Не знаю, лежит ли кто под плотно утоптанной землей подвала, но на земле-то труп точно лежал. Миленький такой покойничек с грязными патлами и в форме Армии Спасения. Застреленный. Лакор, насколько я помнил его гнусную рожу.
Глава XII
От виадука Аустерлиц до моста Тольбиак
Было два часа дня. Я валялся на постели. С двух ночи, когда я вернулся домой. Ленантэ не покидал меня. Я видел его, слышал, следил, как он общается с приятелями. Какая насмешка! Они убедили его, что ограбление на мосту Тольбиак прошло без крови и мирно. Подумать только, ведь не так давно я сам верил в это. А старик верил до самой смерти. Лакору не пришлось его обманывать при встрече. Достаточно было спросить, где он может найти Берни и Жана. И Ленантэ, не любивший Лакора, давно знавший цену этому сукину сыну и опасавшийся его, полез па нож и погиб, чтобы спасти положение и покой людей, которые в подметки ему не годились. Людей, не стоящих такой жертвы. Людей, у которых теперь мало шансов выпутаться из этого дела. Они слишком поспешно избавились от Лакора. Скоро полиция доберется до письма и в конце концов вычислит их. Много времени это не займет. Пробило три. Уже тринадцать часов я