скромное содержимое его бумажника? Самое необходимое, ни одной лишней бумажки…
– Вы хотели сказать – компрометирующей?
– И вся квартира, прибранная и опрятная, свидетельствует о любви к порядку и осторожности.
– М-м… да. Но и самые осторожные оставляют иногда нечто такое, что приводит их со временем на эшафот.
– Ну! – воскликнул я с деланным негодованием.– Уж не собираетесь ли вы обезглавить труп?
– Это образное выражение.
И словно в подтверждение пророчеств комиссара о досадной забывчивости, жертвами которой становятся порой даже самые искушенные преступники, рывшийся на кухне полицейский вскрикнул и подозвал своего шефа.
Деликатно, двумя пальцами, держал он извлеченный им из старого ботинка револьвер.
– Каково! – затрубил Бернье.– Что я вам говорил?
Он наклонился над оружием, не прикасаясь к нему, пожирая глазами, обнюхивая. Чем не собака, стоящая в нерешительности перед сомнительной костью? Выдержав паузу, он красноречивым жестом призвал нас в свидетели. Прожилки на его лице еще больше раскраснелись. Казалось, револьвер его явно заинтересовал.
– Хлопушка иностранного производства, – изрек он наконец.– Автоматическая. Оснащенная глушителем. Вероятно, 32-го калибра.
– Это наводит вас на мысль? – поинтересовался я.
– Так же, как и вас.
Я начал яростно отнекиваться. Нет у меня никаких мыслей. Не обращая на мои слова никакого внимания, они возобновили поиски, после того как комиссар, решившись наконец взять в руки револьвер, бережно завернул его в носовой платок и положил в ящик. Меня так и подмывало сказать им, что ничего они здесь больше не найдут, но я не знал, как это сделать, не вызвав подозрений. Поэтому мне пришлось терпеливо ждать, пока они сами убедятся, что пистолет – единственная находка в этой квартире. И только после того, как они окончательно в этом удостоверились, мы вернулись к машине.
Комиссар протянул мне руку. Красноречивый жест, дававший понять, что он вдоволь на меня насмотрелся. Его слова подтвердили мои предположения.
– Благодарю вас, что вы взяли на себя труд опознать вашего… гм… вашу жертву и поехали с нами,– сказал он.– Но у меня еще уйма работы, и не в моей власти приглашать вас в свидетели всех обстоятельств расследования. Оставьте телефон, чтобы я мог разыскать вас в случае необходимости.
– Так и быть,– согласился я,– но не бросайте меня на полдороге. Такси ходят редко. Подвезите до площади Белькур. Это вам по пути.
Он внял моей просьбе, и спустя десять минут я прибыл в «Бар в Пассаже». Если меня и изгнали из него в свое время за неплатежеспособность, то теперь, надо честно признать, я делал все, чтобы смягчить, а то и предать забвению этот инцидент моей молодости. Бар был почти пуст. Я расположился в углу и заказал кружку пива.
К часу аперитива бар постепенно наполнился завсегдатаями, в числе которых оказался и Марк Кове. Я ввел его в курс последних событий, после чего мы пустились в пустые разговоры о том о сем, которые прервали, чтобы пойти подкрепиться. Покончив с десертом, мы вернулись в «Бар в Пассаже». В десять часов телефонный звонок разбудил гарсона. Все такой же пыльный, но чуть более собранный, этот достойный господин устремился к нашему столику, являя собой воплощенную подозрительность.
– Кто из вас… гм… господин Нестор Бюрма?– спросил он почти шепотом, с трудом глотая слюну.– Его просит к телефону полиц… комисс…
Он так и не выговорил того, что хотел. Я оставил его в замешательстве, попросил Марка проводить меня к телефону и едва не поранил себе ухо, с силой прижав к нему трубку.
– Алло! Нестор Бюрма у телефона.
– Говорит комиссар Бернье,– послышался веселый голос.– Не знаю, как вы, а я зря время не потратил. Тайна раскрыта, и можно ставить точку… или что-то в этом роде. Приходите. Я сегодня как никогда разговорчив. Печь жарко натоплена, и можно заварить кофейный эрзац.
– Сейчас буду,– ответил я.
И повесил трубку.
Комиссар Бернье поджидал меня в маленьком темном кабинете с окнами, выходящими на набережную Соны. Поджидал, как в засаде, за пеленой серого дыма и спертого воздуха. В углу жаром пылала круглая печь. На ней, распространяя странный запах, булькало содержимое кастрюли. Эрзац он и есть эрзац.
Я зябко поежился. За окном холодало. Не столько из-за тумана, сколько из-за злой, пронизывающей измороси. Бог мой, этот город становился все более гостеприимным.
– Присаживайтесь,– сказал, завидев меня, сияющий комиссар.– Дело близится к развязке, и недалек тот час, когда мы сможем предаться безоблачной радости запланированной партии в покер. А тем временем полистаем картинки, как два пай-мальчика. Поверьте, я честно отработал эту передышку.
Он налил в чашки кофе, щедро сдобрил его кусками настоящего сахара и закурил сигарету. Выпустив два больших клуба дыма и еще больше сгустив атмосферу, он вынул из ящика стола и протянул мне револьвер с приклеенной к нему этикеткой.
Это было все то же оружие, найденное в квартире Поля Карэ. С кое-где видневшимися пятнами свинцовых белил, применяемых для выявления отпечатков пальцев.
– Смело можете брать его в руки,– сказал Бернье.– Он блестит, как начищенный пятак. Без единого отпечатка. Еще бы, ведь его аккуратно вытерли, прежде чем спрятать. Экий чистюля!… И все-таки нам удалось обнаружить едва заметные следы от перчаток… его собственных, разумеется, но теперь уже совершенно бесполезные, а на нынешнем этапе следствия и малоинтересные. Что вы скажете об этом инструменте?
– А вы?
– Простите, если я повторюсь: автоматический пистолет иностранной марки, 32-го калибра. Пули идентичны тем, которыми нашпигован ваш сотрудник. Вот несколько наглядных фотографий. Во-первых, пули, извлеченные из тела Коломера и разложенные на оловянном листе таким образом, чтобы были отчетливо видны все имеющиеся на их поверхности бороздки. Рядом – полученное тем же способом изображение пули, выстреленной из этого оружия в нашей лаборатории. Можете убедиться, что характеристики совпадают: аналогичные бороздки, сходные особенности.
– А вероятность ошибки?
– Не задавайте глупых вопросов. Любая ошибка исключена. Идентификация проведена с той же тщательностью, с какой сняты отпечатки пальцев. В нашем распоряжении – лучшая техническая лаборатория криминальной полиции. И заключение ее однозначно: это то самое оружие, выстрелом из которого был убит ваш друг. Между нами… когда мы обнаружили эту пушку на кухне вашего клиента, ведь вы подумали о том же, а?
– Отнюдь,– возразил я.– С какой стати? Калибр? Как будто на свете нет других револьверов 32-го калибра.
– Логично. Но вы не учитываете некоторых деталей. Например, что пули, извлеченные из Коломера,– иностранного производства. Именно это обстоятельство подсказало нам, между прочим, ошибочную версию политического убийства, на которое я, как мне помнится, намекал вам в свое время…
– Было дело.
– Непростительное легкомыслие с моей стороны, каюсь. Мне следовало бы знать, что такие международные преступники, как Джо Эйфелева Башня и его сообщники, не пользовались оружием иностранного производства.
– Джо Эйфелева Башня?
– Да, но вы не знаете самого главного. Как, по-вашему, звали напавшего на вас бандита?
– Хватит водить меня за нос; хотя Лион по праву считается столицей спиритизма, я никогда не поверю, что покойники назначают здесь друг другу свидания, чтобы поупражняться в стрельбе из хлопушек.
