безнадежнее версия, тем решительнее они ее разрабатывают.
Мы помолчали. Казалось, Фару забыл, что собирался уделить мне всего несколько минут. Я нарушил молчание:
– Не могли бы вы раздобыть мне карту района Шато-дю-Луар? Географический отдел военного министерства закрыт, и я понапрасну проискал ее весь этот день.
– Завтра постараюсь достать. А для чего она вам?
– Для реализации проекта, который давно уже тревожит меня и ради которого я не стал продлевать свое пребывание в Лионе. Провести рекогносцировку местности, где подобрали Жоржа Парри. Может, что- нибудь и обнаружу. Какую-нибудь Вокзальную улицу… Как бы то ни было, это неизбежный этап, и пора мне к нему приступать…
– Согласен с вами. Могу оказать содействие. Хотите, переговорю с шефом?
– Пока не надо. Съезжу один. Нужно еще установить место, где был задержан Парри. Насколько это реально, вот в чем вопрос.
– Да, ваших сведений явно недостаточно…
– Рассчитываю на фотографию.
– Ну, если вы всерьез полагаете, что селяне, попрятавшиеся во время заварушки по погребам, смогут узнать в лицо всех солдат, проходивших через их дыру…
– Парри не был солдатом. Солдат, думающий, как бы переодеться, стремится в первую очередь избавиться от формы, а не от исподнего. Это элементарно. Я склоняюсь к мысли, что Парри – не знаю, с какой целью,– насильно облачили в форму. И вообще, все это дело прозрачно, как мутная вода, не правда ли? Давненько не занимался я такой головоломкой. Впрочем, рыская в окрестностях Шато-дю-Луар, я ухвачусь, если только у меня хватит терпения, за кончик ариадниной нити.
Фару покачал головой.
– Вы беретесь за весьма неблагодарное дело.
Я встал.
– Верю в свою звезду,– патетически произнес я.– Звезду Динамита Бюрма… Довоенного производства.
Он смотрел на меня, сжав челюсти, всем своим видом давая понять, что, когда он в таком состоянии, лучше его не задевать. Протянул мне руку, но тут же отдернул ее, как бы осененный внезапно пришедшей в голову идеей.
– Совсем забыл. Ваше разрешение на ношение оружия,– сказал он.– Вот оно.
Он протянул мне документ.
– Спасибо,– поблагодарил я.– Я всецело полагался на вас. Потрогайте этот карман.
– Вы что, немного того? – воскликнул он.– Превратили себя в портативный арсенал?
– Но ведь ничего же не случилось. А теперь,– я постучал по разрешению,– и подавно ничего не случится.
– Надеетесь на свою звезду?
– А как же иначе?
На набережной пляшущие хлопья первого снега возвещали! о приближении игрушечного праздника с новогодней открытки. Я укрылся от снега в метро. Напрасно инспектор Флоримон Фару усомнился во влиянии, исходящем от моей звезды. Сила этого влияния не подлежала сомнению и через полчаса не замедлила проявиться в моей квартире в образе симпатичного домушника, неожиданно объявившегося в вышеозначенном месте.
Не в моих правилах – тем более если я поздно возвращаюсь в свои пенаты – распевать, поднимаясь по лестнице, как это любит делать, например, мой друг Эмиль С. Оно и к лучшему, иначе потревоженный ночной визитер дал бы деру, лишив меня удовольствия накрыть его. Следует отдать должное и моим каучуковым подошвам, не скрипнувшим ни разу за все то время, пока я поднимался.
Подойдя к двери, я обнаружил, что она не заперта. Сквозь узкую щель проникал слабый луч света от лежащего на моем письменном столе карманного фонаря. Я смутно различил мужскую фигуру, колдующую над замком секретера.
Я достал из кармана пистолет, быстро вошел, с силой захлопнул за собой дверь и повернул выключатель.
– Возиться с этими ящиками – пустая затея,-сказал я.– В них все равно нет ничего, кроме неоплаченных счетов.
Мужчина встрепенулся, выронил инструмент и обратил ко мне белое как полотно лицо. У его ног лежал узел с трофеями, добытыми, по всей видимости, в пустующих квартирах этого дома, большая часть жителей которого эвакуировалась в свободную зону. Корректно и фотогенично он стал поднимать руки вверх, продемонстрировав отсутствие трех пальцев на деснице. Он был маленького роста, и, хотя глаза его скрывал козырек от каскетки, я ясно различил знакомые черты. Он разразился чудовищной бранью, а затем проговорил, картавя и сильно кривя рот:
– Я – хороший.
Я нервно рассмеялся и, сдерживая прыгающее в груди сердце, сказал:
– Привет, Бебер, как дела?
Глава IV
Одинокий дом
Глаза под козырьком заморгали. Он не узнал меня. Короткими фразами я освежил ему память. Бледный от страха, он, если только это было возможно, побледнел еще больше от изумления. Рот его отчаянно кривился, в то время как он обнародовал свое удивление речью яркой и живописной, однако совершенно непечатной. Я подтолкнул его к креслу, в которое он расслабленно опустился.
– В мои планы не входит сдавать тебя полиции,– сказал я после некоторой паузы.
Находясь под прицелом пистолета, который я все еще держал в руке, но мало-помалу приходя в себя от удивления, бывший военнопленный смачивал губы в стакане с вином, великодушно поднесенным ему его жертвой.
– Напротив. Сейчас ты вернешь на место все, что экспроприировал, и мы предадим забвению это… эту минутную слабость.
– Хорошо,– покорно согласился он.– Спасибо. Я…
Он сделал попытку произнести речь в свое оправдание.
– Только не принимай меня за пробку от бутылки,– прервал я его.– Закрой кран. Я же не читаю тебе мораль, избавь и ты меня от своих выкрутасов. Меня ждут дела поважнее.
– Как… как хотите.
– Помнишь того типа, умершего в Lazarett концлагеря для военнопленных, у которого отшибло память, ты еще окрестил его Кровяшкой?
– Да.
– И был свидетелем его ареста, если, конечно, верить тому, что ты мне там рассказывал?
– Да.
– Ты сможешь найти это место?
– Да. Но это далеко.
– Разумеется не на площади Оперы. Шато-дю-Луар, так ведь?
– Да.
– Едем завтра.
Бебер не стал возражать. Ничего не понимая, он был рад уже тому, что легко отделался.
Я принялся названивать во все места, где мог быть Флоримон Фару. Наконец, не без труда, дозвонился и сказал, что, поскольку для меня не сформирован специальный поезд, к утру мне понадобятся два билета до Шато-дю-Луар. Пусть возьмет на себя этот труд. Да, моя звезда высветила на небе и его
