выводы, не так ли? Я допускал, что в промежутке между прыжком этого типа в воду и нашим к нему визитом у него кто-то побывал. Теперь вы представили мне доказательства. За что я вас и благодарю.
Опасаясь града вопросов, я предпринял отвлекающий маневр, пригласив его отведать рому. Однако комическим и совершенно неожиданным поднятием руки он отклонил мое предложение.
– Минеральной воды, воды из-под крана или фруктового сока, и ничего больше.
– Вы что, на диете?
Он прошелся по комнате.
– Ничего не замечаете?
– Да, легкое прихрамывание. Стали жертвой дорожного происшествия?– спросил я, с трудом удерживаясь от смеха.
– А хотя бы и так? Что, очень смешно? Нет, во всем виноват перно. Антиалкогольное законодательство подоспело как раз вовремя, чтобы спасти мне жизнь. В противном случае меня бы настиг приступ алкогольного ревматизма или что-то в этом роде. Два года это никак не давало о себе знать. И я уже считал себя в безопасности. Куда там… прихватило ночью в поезде. Дайте воды и не заходите в своей жестокости так далеко, чтобы пить в моем присутствии.
Звонок в дверь избавил меня от необходимости искать продолжение этому диалогу. Он гремел повелительно. Звонивший не отрывал указательного пальца от кнопки.
– Никак судебный исполнитель?– сделал Марк проницательное предположение.
– Нет. Одна дама, обучающая меня дьяблерии. Ваше присутствие может нас смутить.
– Ясно,– сказал он, вставая и морщась от боли.– Я живу в «Отель дез Ар», на улице Жакоба. Не забывайте меня.
– Ну что вы, как можно.
Я открыл дверь и едва увернулся от удара ботинком в бедро. Устав музицировать с помощью дверного звонка, Флоримон Фару решил задействовать ноги.
– Так вот она какая, ваша дама? – развеселился Марк.– Могла бы и побриться.– И, прихрамывая, стал спускаться по лестнице.
– Это еще что за постреленок? – спросил инспектор, основательно располагаясь перед электрообогревателем, который пользовался сегодня несомненным успехом.
– Так, один журналист.
– Он похож на мелкого жулика.
– Одно не исключает другого.
И, решив, что мы вдоволь наговорились о пустяках, я в общих чертах обрисовал итоги проведенных мною за два дня изысканий в Шато-дю-Луар и сделанных там открытий.
– Довольно-таки продуктивно, не правда ли?– присовокупил я в виде приложения к рассказу.– Драматические события могли бы быть восстановлены в следующей последовательности: некие люди подвергают Жоржа Парри пытке на манер Оржерских Кочегаров, поджаривая ему пятки с намерением вырвать какой-то секрет, быть может тайну. Однако вместо признания, на которое рассчитывают палачи, эти пытки провоцируют амнезию.
Фару оторопело смотрел на меня. Я встал и снял с этажерки книгу.
– Это – исследование профессора медицинского факультета о феномене сна,– сказал я.– Послушайте-ка, что он пишет. Вникните в эти любопытные медицинские наблюдения. «Мы должны признать, что человек, сталкивающийся с опасностью или какими-то серьезными жизненными осложнениями, обнаруживает склонность если и не имитировать смерть, то, во всяком случае, засыпать, что служит средством защиты от тягостной реальности, бегством от нее. Существует такое явление, как «бегство в сон». Этот весьма любопытный феномен отмечают самые разные исследователи… Вот что случилось, к примеру, с одним негоциантом. Однажды, получив по телефону неблагоприятные для себя известия, он вдруг внезапно заснул, не выпуская трубки из руки. Другой случай: некий молодой человек, повздорив с отцом, ощутил неодолимую потребность в сне. В дальнейшем при появлении отца он всякий раз неизменно впадал в сон. Одна весьма интеллигентная и энергичная дама засыпала, если что-то складывалось не так, как ей хотелось, например когда ей никак не давались уроки пения. Студент, экзаменуемый преподавателем по недостаточно глубоко изученной им теме, засыпает, избавляя себя таким образом от необходимости отвечать на поставленный вопрос, и т.д.».
Я закрыл книгу.
– Не кажется ли вам, что здесь описан тот же психический механизм, который привел к параличу память Джо Эйфелевой Башни? А если это так, то не вправе ли я предположить, что под воздействием пытки, в тот момент, когда ему начинает уже казаться, что от боли он поневоле выдаст секрет, Жорж Парри в целях самозащиты делает над собой невероятное усилие, чтобы
Фару захлопал в ладоши.
– Ваши построения по обыкновению замысловаты. Впрочем, я не располагаю контраргументами, но научная сторона ваших доказательств весьма впечатляет. Однако это еще не все… Придется, наверное, направить туда следственную комиссию для осмотра деревенской хибары и снятия показаний со слуг. А для этого надо будет поставить в известность шефа. Я не шучу, Бюрма, мы уже не можем больше работать тайно. Тем более, что, пока вы отсутствовали, произошли кое-какие события. Я и прибыл-то так поспешно только для того, чтобы сообщить вам о них, однако за все то время, что я у вас в гостях, вы не дали мне вставить ни единого слова… а ваш рассказ получился таким занимательным…
– События какого рода?
Серые усы инспектора ощетинились.
– Вы по-прежнему убеждены в невиновности вашей бывшей секретарши? Боюсь, что первое предположение вас не обмануло. Вчера девица Шатлен – не думаю, что это официальное обращение к ней преждевременно,– девица Шатлен, все еще пользующаяся освобождением от работы, вышла из дому. Находясь по-прежнему под наблюдением, она привела своего филера к Орлеанским воротам. У автобусной остановки скопилась большая очередь, и она подозвала велорикшу. Мой агент явственно услыхал, как она сказала: «Это неподалеку, улица Вокзальная». Транспортное средство скрылось в направлении Монруж. Мой агент оказался в щекотливом положении: он не мог задержать рикшу, как вправе был бы поступить, если бы вел штатное расследование. Поэтому он не стал продолжать слежку и, доложив мне о происшествии, вернулся на Лионскую улицу. Поздно вечером девица Шатлен возвратилась домой. Я усилил наряд по наблюдению, но воздержался от принятия дальнейших решений. Честно говоря, я ждал вашего возвращения, чтобы совместно проанализировать ситуацию. Но предупреждаю: я настроен решительно.
– Так же, как и я,– взволнованно произнес я.– Мы с вами овечка да ярочка – одна парочка. Одолжите еще денек-другой, прежде чем ставить в известность шефа… А сейчас – летим к нашей пташке. Да поживее.
– У меня машина,– сказал инспектор.
– Машина… полицейская?
– Разумеется!
– У моего подъезда? Вы что, решили окончательно погубить меня во мнении моей консьержки?
На Лионской улице Элен Шатлен не оказалось дома. Привратница высказала предположение, что она воспользовалась последним днем освобождения от работы, чтобы прошвырнуться по магазинам. Мы зашли в бистро напротив, где в ожидании окончания дежурства сидел сыщик Фару.
– Мартен на хвосте у «курочки»,– элегантно отчитался он.– Скорей всего, ничего особенного не случилось, иначе бы он позвонил.
