сейчас я почти счастлив. Много ли нужно человеку для этого?
– Некоторым много…– откликнулась Изабелла.– У всех мечты о счастье разные. Кто-то хочет богатства, кто-то власти…
– А я хочу любви. У меня есть и богатство, и власть, а счастья нет и не было. Я бы все отдал за вашу любовь.
Карл стремительно поднял голову и, отыскав в темноте губы девушки, поцеловал ее. Терпковатый привкус вина на мгновение одурманил ее, но когда Изабелла ощутила пальцы юноши на своей груди, она отпрянула и испуганно прошептала:
– Не надо, я прошу… Вы не должны… Ваше Высочество…
В ответ на эти протесты Карл лишь крепче обхватил ее талию, и девушка почувствовала запах его возбужденной плоти. Мысли ее, словно беспокойные стайки птиц, метались в голове. Разум противился ласкам, но она уже не могла подчиниться голосу рассудка. Колючая щека принца коснулась ее рта, и девушка, словно не сознавая, что делает, припала к ней, ощутив на губах соленый привкус недавних слез. Сердце так отчаянно колотилось в груди, словно собиралось вырваться наружу; давно забытая пьянящая волна страсти накатила на нее, обдав горячими брызгами нестерпимого желания. Это окончательно лишило ее воли и возможности сопротивляться. В последний раз у девушки мелькнула спасительная мысль о золотом футлярчике, мелькнула и тут же пропала, ибо сейчас она показалась Изабелле ненужной и глупой…
– Карл,– прошептала она, задыхаясь то ли от его ласк, то ли от овладевших ею чувств,– то, что мы делаем… Это нехорошо… Мы оба потом будем жалеть об этом…
В ответ он рывком раздвинул ей ноги, и их тела соединились, чтобы до конца испить сладость этой неповторимой ночи.
Сияние звезд, бушующий океан, ужас смерти, жажда жизни,– все это слилось воедино и закружилось в неутолимой пляске страсти. Откуда-то изнутри, из самых глубин ее сердца вырвался долго сдерживаемый стон,– в тот же миг юноша до боли стиснул ее грудь, и крик «Любимая!» замер где-то высоко под сводами комнаты.
Несколько минут она лежала неподвижно, сжимая в руке футлярчик со снотворным. Того, что сейчас произошло, могло и не быть. Она должна была остановить принца, но не остановила… Нет, это увлечение по-настоящему становится опасным. И пока она еще может уйти, надо без промедления сделать это. Она и так задержалась…
Девушка встрепенулась, села на кровати и принялась одеваться.
– Теперь мы с вами никогда не расстанемся,– проговорил Карл, счастливо сияя глазами.
– Напротив, теперь мы с вами расстанемся навсегда…
Принц посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
– Поймите, Карл, то, что было между нами, уже никогда не повторится. Запомните меня такой, пусть это останется самым ярким вашим воспоминанием обо мне!
– Вы хотите покинуть меня после того, как я познал счастье обладания любимой женщиной?…– В глазах его застыло отчаяние.
– Мгновения, подобные этому – дар божий. Их не удержать, и не надо пытаться делать это. Мы познали счастье, а может, и что-то большее…
– Но я не смогу теперь прожить без этого… Я боюсь…
– Не бойтесь. Это теперь всегда будет в вашем сердце. Это будет в шорохе листьев, в шуме дождя…
– Не уходите!…
Она поцеловала его на прощание и решительно направилась к дверям.
– Вернитесь, Изабелла…
– Нет, мы больше не должны встречаться,– оглянулась она на пороге.– Останемся добрыми друзьями…
Принц стиснул зубы и с силой рванул на себя атлас алькова. Раздался треск раздираемой материи.
– Знаете, Изабелла, я вас так люблю, что иногда даже ненавижу…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
В тени эскуриала
ГЛАВА XXX
Интересно, о чем они беседуют в постели
За окном уже давно рассвело, но на рабочем столе Роберта Сесила все еще горели свечи. Старик был увлечен изучением дипломатических депеш и не замечал течения времени. К тому же, наступление утра теперь не радовало его как прежде, в дни юности. Новый день приносил новые проблемы, и это не могло вызвать ликования у министра, порядком уставшего от придворных интриг и забот о благе государства.
Огонь в камине потух, но Солсбери не собирался будить прислугу. Он не любил, когда его тревожили во время работы. Взяв со спинки стула парчовый халат на меху, подарок покойной королевы Елизаветы, Сесил накинул его на костлявые плечи.
Сообщения из Испании в последнее время все больше и больше тревожили министра. Шпионы доносили, что в Кадисе активно ведется постройка военных кораблей. Английский посол в Мадриде, сэр Джон Дигби писал, будто испанцы планируют спустить на воду пятьдесят мощных галионов, оснащенных самыми дальнобойными пушками. Десять кораблей, которые уже были готовы, отправились в Лиссабон, где велась широкая вербовка матросов в команды.
Что стояло за этими подозрительными действиями Филиппа III? Роберт Сесил поежился от холода и поплотнее запахнул полы халата. Все эти приготовления очень смахивали на подготовку к войне. Но с кем Испания собиралась воевать? С Францией? Но Филипп как будто стремился к налаживанию добрых отношений с Марией Медичи. Двойной брачный союз – подтверждение тому. Правда, по отношению к Англии Филипп III как будто тоже не проявляет особой вражды. Дон Гондомар рассыпается в любезностях, делает дорогие подарки королю, принцу Уэльскому и членам правительства… Так что же кроется за постройкой испанского флота?
Солнце неожиданно заглянуло в окно, и яркий озорной лучик скользнул по морщинистому лицу старика. Граф поморщился и недовольно поднял руку, заслоняя глаза от яркого света.
А может, Филипп III для того и добивается союза с Францией, чтобы потом, объединив усилия с Марией Медичи, напасть на английское королевство? Не так уж невероятно это предположение. Пока Испанию от войны удерживали две вещи: первое и основное – то, что между Яковом I и Филиппом III существовало соглашение о браке принца Уэльского и инфанты Марии, а второе – это то, что флот еще не построен. Но ведь Солсбери стало известно о записке, в которой Карл отказывался от этого брака. Что же касается инфанты, то она уже давно заявляла о своем нежелании становиться супругой английского наследника из-за несовместимости вероисповедания. И, может быть, даст бог, этот брак не удастся. Лицо министра искривилось в злорадной улыбке. А если инфанта все же станет супругой принца, то это все равно не устранит опасность войны, ибо династические браки никогда еще не спасали государства от вражды. Стало быть, после того, как испанский флот будет готов, за мир с Филиппом нельзя будет поставить даже ломаного гроша.
Солсбери опять улыбнулся. Казалось, сделанные выводы не испугали его, а удовлетворили. И это было действительно так: дружбы с Испанией министр опасался куда больше, чем войны. Может, потому, что на его памяти была бесславная гибель Непобедимой Армады, и ему лучше, чем кому-либо другому было
