Она правильно сделала, что уехала, — тут бы кто ее замуж взял? Со всеми этими слухами…
Мы спрашиваем:
— Какими слухами?
— Да что она муженька своего отравила. Я имею в виду — бабка ваша своего мужа. Да это старая история. Ее за то Ведьмой и прозвали.
Мы говорим:
— Мы не хотим, чтобы кто-нибудь говорил гадости про бабушку.
Почтальон разворачивает велосипед и говорит:
— Ну, как хотите. Но вам надо об этом знать.
Мы говорим:
— Мы и раньше знали. А вы теперь отдавайте всю почту нам. Иначе мы вас убьем. Вам ясно?
Почтальон говорит:
— С вас станется. Да черт с вами, получите вы свою почту, мне-то все равно. А уж на Ведьму мне вообще наплевать.
Он уходит, толкая велосипед. Он хромает, чтобы показать, как мы его сильно покалечили.
На следующий день мы, тепло одевшись, идем в город купить себе резиновые сапоги на присланные мамой деньги. Ее письмо мы несем под рубашкой по очереди.
Сапожник
Сапожник живет и работает в подвале дома возле железнодорожной станции. Комната очень большая. В одном углу стоит кровать, в другом — кухонная плита и стол. Мастерская устроена под окном, которое выходит на улицу на уровне мостовой. Сапожник, окруженный обувью и инструментами, сидит на низкой табуретке. Он смотрит на нас поверх очков; смотрит на наши изношенные и потрескавшиеся ботинки из когда-то хорошей лакированной кожи.
Мы говорим:
— Доброе утро. Мы бы хотели приобрести теплые непромокаемые сапоги. Вы такие продаете? Деньги у нас есть.
Он отвечает:
— Да сапоги-то у меня есть. Но те, что с подкладкой, теплые, очень дорого стоят.
Мы говорим:
— Нам абсолютно необходимы такие сапоги. У нас мерзнут ноги.
Мы выкладываем все свои деньги на прилавок.
Сапожник говорит:
— Тут только на одну пару наберется. Ну, да вам одной пары хватит. Размер у вас одинаковый. Будете носить их по очереди.
— Это невозможно. Мы друг без друга никогда не ходим. Мы всегда вместе.
Сапожник говорит:
— Так скажите, чтоб родители вам еще денег дали.
— У нас нет родителей. Мы живем с бабушкой, которую тут называют Ведьмой. Она не даст нам денег.
Сапожник говорит:
— Ведьма — ваша бабушка? Бедные мальчики! И вы пришли сюда от самого ее дома в этих ботинках!…
— Да. У нас есть только эти ботинки. А чтобы пережить зиму, нам нужна хорошая обувь. Нам надо ходить в лес за дровами, надо расчищать снег во дворе. Поэтому нам абсолютно необходимы…
— Две пары теплых непромокаемых сапог?
Сапожник смеется и дает нам две пары сапог:
— Примерьте-ка.
Мы надеваем сапоги, они нам точно впору.
Мы говорим:
— Мы берем их. За вторую пару мы заплатим вам весной, когда сможем продавать рыбу и яйца. Или, если хотите, мы наносим вам дров.
Сапожник отдает нам наши деньги:
— Вот, возьмите эти ваши деньги, они мне ни к чему. Купите себе лучше теплые носки. А сапоги я вам так дам, потому что они таки вам абсолютно необходимы.
Мы говорим:
— Мы не хотим брать подарки.
— Это почему же?
— Потому что мы не хотим говорить «спасибо».
— Так а кто вас заставляет? Берите свои сапоги и ступайте себе. Нет! Постойте! Возьмите вот еще тапочки, и эти вот сандалии на лето, да и эти башмаки тоже — они очень крепкие. Берите все, что нравится!
Мы спрашиваем:
— Но почему вы дарите нам все это?
— Потому что мне все это уже не нужно. Я скоро уезжаю.
Мы спрашиваем:
— Куда вы уезжаете?
— Кто знает? Увезут меня да и убьют…
Мы спрашиваем:
— Кто хочет вас убить и за что?
Он говорит:
— Не задавайте глупых вопросов, мальчики. Убирайтесь.
Мы берем ботинки, тапочки и сандалии. Сапоги уже на нас. Мы останавливаемся на пороге и говорим:
— Надеемся, они все-таки не увезут вас. Или если и увезут, то, может, не убьют. До свидания, сударь, и — спасибо. Спасибо вам большое.
Когда мы приходим домой, бабушка спрашивает:
— Где вы это украли, висельники?
— Мы не крали. Это подарок. Не все такие жадные, как вы, бабушка.
Кража
Теперь, когда у нас есть теплая одежда и обувь, мы снова можем выходить на улицу. Мы катаемся по льду на речке, ходим за дровами. Мы берем в лес топор и пилу. Собирать валежник и хворост больше нельзя — слишком много снега на земле. Мы залезаем на деревья, спиливаем мертвые ветви и на земле рубим их топором. За работой совсем не холодно — мы даже потеем. Поэтому мы снимаем перчатки и кладем их в карман, чтобы не снашивались слишком быстро.
Однажды, возвращаясь с двумя вязанками дров, мы делаем крюк, чтобы навестить Заячью Губу.
Снег перед крыльцом не расчищен, и следов на нем нет. Труба не дымится.
Мы стучим в дверь, никто не отвечает. Мы толкаем дверь и заходим. Вначале мы ничего не видим — в доме слишком темно, но вскоре наши глаза привыкают к темноте.
Единственная комната служит и кухней, и спальней. В самом темном углу стоит кровать. Мы подходим к кровати и зовем. Кто-то шевелится под одеялом и грудой тряпья, и появляется голова Заячьей Губы.
Мы спрашиваем:
— Твоя мама дома?
Она говорит:
— Да.
— Она умерла?
— Я не знаю.
Мы кладем дрова на пол и растапливаем печку, потому что в доме так же холодно, как и на улице. Потом мы идем в бабушкин дом и берем картошки и сушеных бобов из погреба. Мы доим козу и приносим все это в дом соседки. Мы греем молоко, растапливаем в кастрюле снег и ставим вариться бобы, а картошку запекаем
