Жилистый взмахнул пару раз мечом, словно пробуя, с каким звуком рассекается воздух, и двинулся навстречу «второму», который казался в два раза ниже и меньше, чем его противник. «Второй» согнул левую ногу, правую поставил на носок и развернул ее в сторону, выставил вперед левую руку, поднял меч над головой, направив его острием в сторону противника, и замер. Жилистый продолжал двигаться вперед. Переваливался с ноги на ногу, перетекал с доски на доску, переливался мышцами, и щиток, который постукивал о его грудь, напоминал задвижку на окошке городского привратника.
Наконец до «второго» осталось четыре шага, и жилистый тоже замер. Замер на согнутых ногах, ухватившись за меч двумя руками, направив его на соперника. Над ареной повисла тишина.
— Может быть, обойдется? — прошептал Орлик, когда у него затекла вытянутая шея. — Сейчас уж и колокол должен ударить?
Замер на полпути к помосту Рин, почти вплотную подошел Хорм с двумя стражниками и глашатаем, приблизился наставник Качис. Мгновения текли медленно и тягуче. И тут жилистый не выдержал. Он стремительно шагнул вперед и опустил меч. Орлик вздрогнул. Ему показалось, что случилось непоправимое — в таких схватках не бывает больше одного удара, но взгляд запаздывал, так же как запаздывал звук, или и взгляд и слух вельта вдруг замедлились и стали столь же тягучими. Раздался треск балахона, «второй» шагнул в сторону, но и он тоже явно запаздывал, так быстр был жилистый. К тому же «второй» зачем-то стал поворачиваться, а меч жилистого уже шел к доскам помоста, но «второй» продолжал поворачиваться, и меч жилистого, почти облизав его тело, вошел в доски.
Сердце Орлика ударило и замерло. Или промежутки между ударами стали слишком длинны? Вельт не понял, кто победил, слишком кратким был миг схватки. Кто-то из двоих должен был упасть. Но никто падать не собирался. «Второй», стоя спиной к противнику, начал вновь медленно сгибать ноги, а жилистый бросил меч, мазнул ладонями по голенищам сапог и с трудом выпрямился. Складка на его животе окрасилась кровью, лицо исказила гримаса, но сила все еще жила в могучем теле, и он прыгнул, вытянувшись змеей, а вместо жала в руке у него блеснул кривой нож. И все совпало — треск разлетающегося щитка, звук входящего в жилистую грудь клинка, звяканье отлетевшего в сторону ножа, выкрик Рина, удар колокола и следующий удар сердца Орлика.
— Четвертое состязание закончено! — заорал глашатай, и холм с радостным гудением ожил.
— Что? Что ты закричал? — попытался переорать шум Орлик, когда Рин вернулся на скамью.
— А ты не понял?
Губы Рина тряслись, лицо покрывали капли пота.
Глава тринадцатая
Восемь
Рукастого и жилистого унесли. Помост не разбирали. С него смыли кровь и оставили сохнуть, пока успокоится беснующийся холм, пока приведут себя в порядок претенденты, которых все еще было двенадцать, хотя к последнему состязанию могли быть допущены не все из них.
— Я бы вот так все и оставил, — сказал Орлик. — Что еще можно выяснить? Есть двенадцать молодцов, достигших совершеннолетия и достойных службы в тысяче конга. Ну восемь из них, что прошли пламя, явно чуть достойнее. Зачем им еще рубиться друг с другом на деревяшках? Ради хорошего меча? Ну мечи бывают разные. Если на кону такой, как у Марика, можно и порубиться, тем более ведь не сталь придется скрещивать! Но место в дюжине конга? Что оно дает?
— Почет, уважение, деньги. — Рин пожал плечами. — Знаешь, мне по душе, когда что-то в жизни зависит от меча, но чаще всего от него зависит не многое. Вот как раз тогда и становятся важными должность или место. И место в дюжине конга — не худшее из них! Хотя признаюсь тебе, мечтаю отыскать такие окраинные земли, где можно жить, не заботясь о наличии клинка и не опасаясь встретить на дороге вельможу или мытаря. Ладно, вон уже Хорм возвращается с галереи конга. Наверное, получил указания и наградные бляхи, которые будут выданы тем, кто откажется от пятого состязания.
— Бляхи, конечно, неплохо, — вздохнул вельт. — А бывают такие состязания, где раздают не указания и бляхи, а сытно кормят? Я с удовольствием бы выиграл пяток таких турниров!.. Ого! А нас вместо угощения собираются опять строить вряд…
Двенадцать претендентов поднялись на край помоста. Наставники встали поодаль. Хорм подозвал глашатая, тот поднял раковину, и шум на холме стал стихать.
— Поверь мне, если там, — продолжая сжимать переданные ему мечи, Орлик мотнул головой в сторону холма, — если там делались ставки, то на последней схватке кто-то сорвал большой куш. И не удивлюсь, если это был Камрет. Надеюсь, Айра присматривала за публикой? Кстати! А почему я все еще оруженосец?..
— Жители Скира! — заорал глашатай. — В этом году отбор на состязаниях Дня доблести был строгим. Но и испытания были самыми сложными. И двенадцать молодцов выдержали основные из них! Каждый получает бляху воина конга и признание его совершеннолетия независимо от возраста! Затем мы определим тех, кто продолжит состязание за главную награду. Однако в этом году впервые в строю те, кого мы называем «дикими»! Согласно повелению конга, любой из них примет его дар или продолжит состязание, только если останется без маски!
— Маски!.. — донеслось с холма.
— Динус, сын Гармата Ойду, признается воином конга и допускается к пятому состязанию! Есть возражения наставников или родных?
Недовольное гудение понеслось над рядами.
— Нет возражений! — подал голос наставник Рангл.
— Нет возражений! — закричал глашатай с балкончика над галереями.
Динус, вымазанный лечебными снадобьями, хмуро кивнул и сделал шаг назад.
— Тамир, сын Венга Сольча, признается воином конга и допускается к пятому состязанию! Есть возражения наставников или родных?
— Есть возражения! — громко отозвался дядя парня. Тамир опустил голову…
Трое «диких» стояли в конце строя сразу за Тиром. Сначала маленький «пятый», скорее всего одуревший от того, что он все еще жив. Затем неподвижный «первый». За ним в держащемся только на поясе, забрызганном кровью жилистого балахоне — «второй».
Маски все еще закрывали их лица, но все, кто заполнил холм, вглядывались именно в них. Даже за колоннадой галерей, которые закрывала легкая прозрачная ткань, неясно проглядывали фигуры любопытствующих вельмож.
Церемония между тем продолжалась. Хорм вешал на шею очередному воину бляху, глашатай объявлял его имя и, если тот входил в восьмерку прошедших через пламя, спрашивал разрешения на участие в пятом состязании. Никто не соглашался. Верно, отпугивала перекошенная физиономия Динуса, который в бешенстве вращал глазами, да страшная неподвижность первого «дикого». Впрочем, безмолвный «второй», который сумел убить лучшего фехтовальщика Дешты, пусть даже тот сам нарушил правила схватки, выхватив нож, смущал претендентов не меньше. Когда Хорм дошел до Тира, разрешение получил только Динус, сын Гармата Ойду.
— Тир, сын Айры и Лека, признается воином конга и допускается к пятому состязанию! Есть возражения наставников или родных?
— Нет возражений! — рявкнул Орлик.
— Нет возражений! — заорал после недолгой паузы первый глашатай.
Затем Хорм подошел к «пятому» и приказал снять ему маску. Тот замешкался, зачем-то стал распускать завязки балахона, едва не упал, но под хохот холма все-таки стянул маску, и Орлик вытаращил глаза, потому что перед ним появилось чумазое и перепуганное лицо Жорда Олли.
— Жорд из дома Олли! — торжественно объявил глашатай. — Конг зачисляет тебя в число воинов своей тысячи, признает твое совершеннолетие и благодарит тебя!
— Разрази меня гром! — прошептал вельт. — Это ж тот самый доходяга, что не отстает от Рич!
