деревянному полу. Мальчик, наклонившись к метле, наблюдает за нами.
Обычно мы боксируем в дружественной манере, извиняясь, если один из нас по небрежности позволяет себе сильный удар, и время от времени болтаем. Подозреваю, что Джексон считает нашу повадку оскорбительной, но, в то же время, он не одобряет клиентов, пытающихся убить друг друга. В конце концов, это наука, и Джексон живет тем, что учит ей.
— Ты хорошо выглядишь, — комментирую я. — Женитьба…
Я уворачиваюсь от внушительного удара в голову и, отскочив в сторону, атакую Бирсфорда. Я наношу ему удар в ребра, он болезненно морщится, но вскоре оправляется и бросается на меня. Его кулаки мелькают передо мной. Ему легче добраться до меня, и я отступаю назад, уклоняясь от его ударов и выжидая, когда смогу ударить сам.
Это не похоже на Бирсфорда, осторожного и дружелюбного партнера. Что, черт возьми, привело его в такое агрессивное настроение?
— Следите за защитой, милорд, — комментирует Джексон. — Не позволяйте лорду Шаду измотать вас, он хитрый.
Воспользовавшись тем, что Бирсфорд на минуту потерял внимание, я довольно сильно бью его в плечо. Меня подмывало нанести ему удар в голову, проучить его и привести в чувство, но я выбрал другую тактику, показав, что могу сильно его ударить, но предпочитаю этого не делать.
Бирсфорд пошатнулся и, вытянув руки, бросился на меня, словно желал схватить за шею и задушить. Кончается тем, что мы, сцепившись самым диким и недостойным способом, пытаемся повалить друг друга на пол.
— Джентльмены, джентльмены, — укоряет нас Джексон. — Нехорошо, господа. Прекратите, пожалуйста.
Потные, мы расходимся, тяжело дыша не от усилий, а от гнева. Бирсфорд смотрит на меня так, словно хочет убить, и, боюсь, защищаясь, я бы его тоже не пощадил. Он с ума сошел? Что случилось с моим добродушным другом?
— Лорд Шад, не забывайте держать левую руку выше, у вас локоть проваливается, сэр. Лорд Бирсфорд, не расходуйте напрасно энергию, преследуя лорда Шада по рингу, вы знаете, что он стремится измотать вас.
В зале появляются еще несколько любителей раннего бокса и наблюдают нашу борьбу.
Я вытираю пот с лица и шеи и отбрасываю полотенце. И замечаю, что на руке Бирсфорда, там, куда пришелся мой удар, начинают появляться синяки.
— Он тоже меня пометил? — спрашиваю я Джексона.
— У вас синяк на ключице, милорд, но… — Он подвигается ближе и позволяет себе скупую улыбку. — Не думаю, что в его появлении виноват лорд Бирсфорд. Уверен, причина в другом.
— Ах да. — Сказать по правде, меня смущает, что энтузиазм Шарлотты отпечатан на моей коже и теперь его видят все. Каковы бы ни были ее намерения относительно Бирсфорда, он должен знать, что в настоящее время именно я доставляю ей удовольствие. Самым беспечным тоном я добавляю: — Думаю, Бирсфорд тоже носит на своем теле подобные трофеи.
С гневным ревом Бирсфорд кидается на меня как дикий бык и, прежде чем я успеваю занять оборону, сбивает с ног. Встав надо мной, он тяжело дышит. Не сомневаюсь, если я попытаюсь встать, он ударит меня снова.
Когда Бирсфорд снова собирается броситься на меня, я перекатываюсь и поднимаюсь на ноги, однако на этот раз успеваю нанести удар первым.
Он оседает и падет без чувств. Похоже, наша дружеская встреча превратилась в нечто иное — теперь я тоже хочу его убить.
Я стою, запыхавшись, и жду, когда мой друг, или мой бывший друг, очнется. К моему облегчению, он приходит в себя через несколько секунд. Мы настороженно смотрим друг на друга.
— Почему бы вам не обменяться рукопожатиями, джентльмены? Думаю, на сегодня достаточно. — Джексон кладет одну руку на плечо Бирсфорду, другую — на мое и дружески разводит нас в разные стороны.
После рукопожатия — на сей раз это пустая формальность — мы с Бирсфордом расходимся по углам и одеваемся. Наше место на ринге занимают другие боксеры.
Джексон с любопытством смотрит нам вслед — обычно мы в хороших отношениях друг с другом, но сейчас идем молча, сторонясь друг друга. В походке Бирсфорда есть что-то от собаки, которая вот-вот готова напасть, на лице хмурое выражение.
Мы выходим на Бонд-стрит, с неба льет дождь.
— Что с тобой, черт побери? — наконец спрашиваю я.
Он с несчастным видом поворачивается ко мне и бормочет:
— Все из-за Энн.
Глава 9
Шад
— Я думал, все хорошо. — Бирсфорд с красным от смущения лицом свирепо хлещет тростью по безвинным кустам. Я привел его в парк, чтобы разузнать, в чем дело, и успокоить. Похоже, он настроен признаться. — Чертовски неловко, — добавляет он.
— Можешь рассказать мне все.
— Ты хороший товарищ, Шад. Извини, что пытался … гм… убить тебя.
— По крайней мере, ты не француз.
Он смеется над моей попыткой пошутить. Я встревожен. Бирсфорд, мой добродушный, лишенный воображения друг, отчаянно несчастен.
— До нашей женитьбы, — говорит он, — Энн была… ну, в общем, игрива. Любила целоваться и так далее. Но я грань не переходил, ты же понимаешь. Для этого у меня была Дженни Перкинс.
Я ободряюще хмыкаю.
— А после того как мы поженились, она не… ммм… она делает, но она не делает… Черт побери, Шад, ты понимаешь, о чем я говорю! О постели. Мужчине нравится, когда леди демонстрирует некоторое…
— Желание. — Я думаю о Шарлотте, моей прекрасной экстравагантной жене, и решаю, что убью Бирсфорда и спрячу его труп в кустах, если узнаю, что он испытывает к ней страсть.
— Желание. Да. Приличным образом, подобающим ее положению. — Очередные кусты страдают от его трости. — И все-таки она любит меня, клянусь. Так что с ней?
Я заинтригован уверенностью Бирсфорда, что благородная дама должна демонстрировать в постели приличное поведение, и тактично расспрашиваю его о предыдущем опыте с Дженни Перкинс.
— Она кричала во весь голос! — гордо объявляет он. — И молочница, которая была у меня первой, говорила, что никогда в жизни с таким удовольствием денег не зарабатывала.
— Да уж. — Я деликатно предполагаю, что эти дамы просто давали его сиятельству то, за что он заплатил.
На лице Бирсфорда быстро сменяются обида, недоверие и горе.
— Нет, я так не думаю, Шад. Они уверяли меня, что я лучший любовник из всех, что у них были. Дженни сказала… — Он качает головой. — С Энн я, наверное, слишком требовательный. Она такая нежная малышка. Я стараюсь не слишком на нее наваливаться, но ничего не могу с собой поделать. Я люблю ее. Ох, бедняга.
— Но тебе, конечно, нужен наследник.
Кивнув, он прочищает горло и разглядывает серебряный набалдашник трости.
