выезжала, но теперь она носится по дому, как юный дикарь, думаю, ей лучше, хотя она все еще покрыта ужасными пятнами. Ну, кого мы навестим сначала?
— Я должна посетить родителей. — Надеюсь, в моем голосе достаточно энтузиазма.
— Конечно! — Она улыбается, словно я сделала самое заманчивое предложение в мире. Ее хорошее настроение передается мне, и я уже не так боюсь навестить родственников и даже жду этого. Надеюсь только, что моя мать не слишком часто обращалась за помощью к бутылке кордиала.
Мэрианн нежно пожимает мне руку, и мы садимся в ее карету.
— Потом мы заедем в шляпный магазин, — замечает она, и я с внутренним стоном вспоминаю чудище, которое подарила мне Энн. Поскольку это подарок моей лучшей подруги, шляпу хоть раз придется надеть, но после этого я отдам ее Уидерс, которая, вероятно, продаст ее, и слава Богу.
Когда мы входим в гостиную матери, я замечаю, что приобретен еще один модный предмет мебели — стол с мраморной столешницей (думаю, это раскрашенное дерево) и позолоченными когтистыми ножками. Я не знаю, что хуже: отвратительная новизна этого стола или антикварный мрак мебели Шада, которая теперь принадлежит и мне.
— Шарлотта, миссис Шиллингтон! — возглашает с дивана мама. — Вы застали меня в самом плачевном состоянии. И только потому, что ты моя единственная дочь, и я не видела тебя со дня твоего бракосочетания, я поднимаюсь с ложа болезни.
Меня подмывает сказать, что она прекрасно выглядит, но вместо этого я бормочу сожаление, что ей нехорошо.
Взмахнув носовым платком, она, словно неумелый фокусник, вытаскивает из корсажа письмо:
— Прочитай это ужасное послание.
Я бросаю на Мэрианн извиняющийся взгляд. Письмо от Генри, оно не из тех, какими хочется делиться с гостями, поэтому я не стала читать его вслух.
Мэрианн с улыбкой объявляет, что, поскольку моя мать нездорова, она возьмет на себя труд разливать чай и сама пошлет лакея за кипятком.
Я разворачиваю письмо Генри и нахожу чудовищные ошибки, зачеркивания, путаные мысли и общую пустоту. У него ужасный почерк, и мне потребовалось некоторое время, чтобы добраться до конца. Как обычно, длинный пересказ неудачных событий и неожиданных расходов заканчивается просьбой авансом выслать содержание за следующий квартал, поскольку это обычная причина писем Генри. Я не удивлена. Однако в письме есть еще кое-что и другое.
— О! Какие замечательные новости! — восклицаю я. И объясняю Мэрианн: — Мой брат Генри, который со своим полком в Ливерпуле, собирается жениться.
Мать стонет:
— Мы даже не знаем девушку. Она из простолюдинов.
Прошло не так много лет с тех пор, как наша семья поднялась в приличное общество от торговли (со стороны матери) и конюшни, сдающей внаем лошадей (со стороны отца), так что на меня это не произвело впечатления.
— И так далеко, — с обычным пафосом жалуется мать.
— Я уверена, что мисс Клэр Дитеринг чудесная девушка, как пишет Генри. — Кроме того, женившись, мой братец ограничится тем, что сделает несчастной одну женщину, а не многих.
— Мое дитя должно принести себя на брачный алтарь ради золота! — Осушив стакан кордиала, мать обессилено падает на диван.
А я думаю, что Генри пора опустошать чужие карманы, а не карманы отца, но невежливо так говорить. Я совершенно уверена, что Генри не рассматривает предстоящий брак как жертву.
Тут в гостиную входят мой отец и Джордж, довольно грязные, и громким разговором заглушают причитания матери.
— Просто расцвела! — Отец звучно целует меня в щеку. — Прошу извинить, миссис Шиллингтон, вы так тихи, что я едва вас заметил. Наша девочка выглядит как бриллиант чистой воды, правда, дорогая?
Мама обмахивается, но усилие слишком велико для нее, веер падает на пол.
Джордж поднимает веер и энергично орудует им.
— Поднимайтесь, мэм. Нам следует отпраздновать помолвку Генри. Что скажешь насчет небольшой попойки, Шарлотта?
Я начинаю думать, что крепкий алкоголь может улучшить атмосферу в гостиной, но бормочу, что нам с миссис Шиллингтон еще нужно нанести много визитов. Так что мы сбегаем, и я с облегчением вдыхаю дымный лондонский воздух.
Мы отправляемся к леди Гортензии Ренбурн, крашеной старой ведьме, с которой я познакомилась в день нашей с Шадом помолвки, вернее, в тот день, когда я вынудила его обручиться со мной. В ее гостиной полно кошек и разодетых молодых людей с влажными глазами и тщательно завитыми локонами. Дама на свой манер явно знаменита: молодые люди ловят каждое ее слово и, похоже, благодарны за любое оскорбление.
Кошка вспрыгивает мне на колени и довольно мурлычет.
— Вижу, вы Клеопатре понравились, — говорит тетя Ренбурн. — Том, покажи, что Клеопатра с тобой сделала.
Молодой человек любезно отворачивает бархатную манжету, демонстрируя многочисленные царапины.
— Символы любви! — взвизгивает тетя Ренбурн. — Теперь мы выпьем кларету. Джонни! Чертов мальчишка, где он? Ты будешь наливать. Я не стану беспокоить лакеев, они чистят серебро. Итак, милочка, сообщите нам новости. Я слышала, что вы с Шадом отвергаете город, чтобы ворковать дома. Крайне немодно, вы пожалеете об этом.
— Полагаю, ваша светлость в добром здравии, — комментирует Мэрианн, вынимая из бокала кошачью шерсть.
— Я у врат смерти, милая. — Тетя Ренбурн, обладающая стойким иммунитетом к светской беседе, отпивает глоток и рыгает. — Этот лук меня погубит.
Теперь Фрэнсис сыграет нам на спинете. Никаких новомодных иностранных штучек, он сыграет нам Плейфорда.
Один из молодых людей прогоняет с инструмента кошек и вытирает клавиши носовым платком. Спинет древний, как и его хозяйка, расстроен, и у него не хватает нескольких клавиш. Тетя Ренбурн слушает с восхищением, энергично постукивая в такт музыке тростью из черного дерева, и иногда подпевает.
— Шад уже нашел себе любовницу? — ни к селу, ни к городу кричит она на всю комнату.
— Думаю, нет, — отвечаю я.
— Найдет. А что вы думаете о бастардах?
— Очаровательные дети, — отвечаю я.
Она встает, сбросив с коленей парочку кошек, и хромает за ширму в углу комнаты, где, как я подозреваю, находится горшок.
Один из разодетых молодых людей вставляет замечание о погоде. Джонни подливает всем кларет, Фрэнсис и спинет продолжают мучить Плейфорда. Том стряхивает с себя модную летаргию, чтобы выразить восхищение моей прической.
Тетя Ренбурн появляется из-за ширмы. Добрых полчаса она развлекает нас повествованием о пороках, разложении и развращенности, охвативших практически каждое родовитое семейство в Англии. Даже Мэрианн озадачена, узнав о неосмотрительности юного лорда Л. со своим камердинером, сестрой камердинера, двумя офицерами и несчастным козлом.
— Им пришлось полностью заменить обои! — заключает тетя Ренбурн.
— О Боже, посмотрите, сколько времени! — Мэрианн поднимается. — Это было восхитительно, тетя. К сожалению, теперь мы должны вас оставить.
— Хорошо. Скажите вашему мужу, чтобы заехал ко мне. Да не ваш, Мэрианн, он скучный. Теперь можете ехать, и мы поболтаем о вас.
— А мы поговорим о вас, мадам. — Я не могу удержаться от прощального выстрела.
— Возможно, вы ему подходите, — кудахчет тетя Ренбурн. — Всего хорошего.
— Вы ей понравились, — говорит Мэрианн, когда мы садимся в карету. — Ей скучно с подхалимами и
