ласковым и теплым. Такими бывают ладони матерей, которые любят своих сыновей любыми, потому что такова уж судьба матери — любить детей. Пока путешественники бегали по пояс в воде, радостно борясь с ее мягким сопротивлением, она смывала с них все лишнее, что пристало к ним по дороге. Немного устав, они глянули друг на друга и не сговариваясь нырнули, поплыли дельфинами под водой, извиваясь всем телом и загребая руками. Тут, в подводном царстве все было голубовато зеленым. Все вокруг переливалось, на желтом песке дна играли солнечные блики, дрожащие и неверные, как паутинки на ветру. Они всплыли вместе, снова нырнули. Хенаро погнался за Хорхе, а тот, не изменяя серьезному выражению лица, устремился прочь от него. Так продолжалось еще некоторое время.
Когда радость от свидания с морем немного схлынула, они почувствовали нечто странное, пронизывающее подводный мир подобно солнечным лучам. Это была музыка. Она была здесь, похожая то на трепет бабочки у цветного стекла церкви летним полднем, то на гром несущегося по прерии стада бизонов. Мелодия, а в музыке несомненно присутствовала какая-то бесконечно гармоничная мелодия, то поднималась вверх, как серебряная рыбка, то опускалась вниз, переливаясь в развитии подобно кольцам огромной блестящей змеи. Музыка завораживала, она проходила насквозь дивным потоком, делая тела невесомыми. Под ее звуки забывалось все, стиралась граница меж водой и телом, и они растворялись горстью соли в и без того соленом море. Здесь слышались звуки арф, нежный голосок флейты, далекие трубы и много чего еще, и все это соединялось воедино, сплетаясь тугой косой мелодии.
Две фигуры неподвижно замерли в толще, не поднимаясь и не опускаясь. Они слушали музыку, глядели на солнце из-под воды и думали, что это наверное и есть счастье: слушать музыку моря и глядеть на солнце из-под аквамарина воды. Солнце переливалось от волн, колеблясь в немыслимой высоте. Море придало ему голубоватый оттенок. Внизу был желтый песок, вверху желтое солнце, вокруг море и они качались в его существе, как в утробе великой праматери жизни.
Вдруг они испугались чего-то, и, не веря собственному счастью, поспешно выскочили на берег.
— Хенаро, ты слышал? — спросил более робкий Хорхе.
— Да.
— И что же это? Как ты думаешь?
— Это… — он немного улыбнулся. — Я думаю это музыка.
— Откуда же ей здесь взяться?
— Я думаю музыка есть во всем, а уж тем более в море.
— А в камнях?
— Чем же камни хуже воды?
— А в нас?
— Как бы мы пели, если б ее в нас не было?
— Хорошо, но если музыка и раньше была во всем, то может быть ты объяснишь мне, почему я никогда не слышал ее до сего дня?
Хенаро загадочно улыбнулся:
— Это потому, что тебе все равно.
Хорхе был крайне смущен неожиданным замечанием, но, не зная, как правильно отреагировать, решил оставить его без ответа. Он помолчал, потом тихо, будто стесняясь произнес:
— Мне показалось, что музыка похожа на змею, — и он робко взглянул на друга. Легкая краска смущения залила его щеки.
— Это наверное потому, что ей все равно.
— Кому, кому все равно? — испуганно спросил Хорхе.
— Музыке.
— Как, и ей тоже все равно?..
Хорхе недоуменно уставился на товарища, но тот пристально смотрел в глубь берега перед ними, не обращая на него внимания. Он приставил ладонь козырьком ко лбу, чтобы солнце не слепило его и вперил взгляд в развалы камней. Хорхе, видя, что более подробного ответа ему не получить, тоже присмотрелся, но ничего интересного не обнаружил. Камни, желтые, как морской песок и только.
— Смотри, — указал на них его спутник.
— Я ничего не вижу, Хенаро, хоть и стараюсь изо всех сил.
— Теперь все ясно… — он покачал головой, получив ответы на все свои вопросы.
— Что? Что тебе теперь ясно? Ну Хенаро же… — он тронул его руку, просительно заглядывая в лицо. Хорхе не понимал происходящее ни на йоту, и это беспокоило его. Туманные ответы друга не только не рассеивали страхи, но скорее даже усиливали их еще более.
— Пойдем, — не слушая, позвал Хенаро.
— А как же одежда?
— Оставь, здесь же нет никого. Кто нас увидит?
Хорхе оглянулся, но из живых существ разглядел лишь чаек, парящих над водой, да нескольких изумрудных ящерок, греющихся на солнце. Они были словно одни в мире, как в первые дни творения. Он вздохнул и отправился вслед за старшим.
Хенаро легко, не боясь соскользнуть или оступиться прыгал с камня на камень. Казалось, что все свои страхи он сбросил вместе с лежащей на берегу одеждой. Хорхе даже залюбовался невольно этим легким бегом, затем же поспешил следом, чтобы не пропустить ничего интересного. На камнях, тут же высыхая, оставались отпечатки двух пар мокрых ног.
— Подожди меня, — крикнул он догоняя.
Хенаро оглянулся, махнул улыбаясь ему рукой, призывая не отставать. Младший улыбнулся в ответ, предчувствуя какое-то необычайное открытие. Мир осветился радостью, он почувствовал себя возносящимся выше парящих чаек, не отрываясь при этом от поверхности валунов.
Хенаро остановился и Хорхе догнал его. Попытался проследить направление взгляда и только тут заметил, что они стоят посреди развалин какого-то древнего святилища. Некогда ровная площадка была завалена остатками колонн с глубокой резьбой. Путники пригляделись: на крутых боках колонн еще можно было разглядеть изображения могучих людей, напрягавших в едином усилии упругие весла кораблей; музыкантов, игравших на невиданных музыкальных инструментах (о том, что это были именно музыканты можно было догадаться по праздничным венкам на головах и чреслах и открытым, как при пении ртам), повсюду среди людей виднелись волнистые линии, изображавшие то ли волны, то ли змей. Кое где основания колонн остались стоять на своих местах, обозначая границы святилища. Храм был небольшим: квадрат со стороной около десяти локтей, не более. Самым удивительным для пришельцев было то обстоятельство, что посреди каменного хаоса, рядом с остатками постамента, стоявшего некогда в центре этого сооружения лежал почти неповрежденный бюст мужчины с широкой курчавой головой и вьющимися волосами. Небольшие выщерблены там и тут покрывали лицо: столетия под дождями и солнцем сделали свое дело. Возможно, что и вода, поднимаясь во время приливов доходила до сюда, внося свой вклад в разрушение. Мраморные глаза божества, не замечая людей, глядели вверх, в трепещущую ткань неба. Было удивительно, как вообще сохранилась эта скульптура, не рассыпавшись в прах.
— Что это? — в восхищении спросил Хорхе. — Это ведь какой-то древний языческий бог? Правда Хенаро?
— Да, — он кивнул, задумчиво разглядывая каменное лицо. — Я думаю, это Аол. Бог змей, музыки и моря у эуров.
Хорхе порывисто вскинул глаза, видимо все происшедшее с ними начало складываться в его голове в единую картинку. Хенаро меж тем продолжал:
— Очень давно, тысячу с лишним лет назад, здесь жили эуры — древний народ. Они были искусными мореходами, музыкантами и, кроме того, владели утерянным ныне искусством заклинания змей. В те времена здесь было святилище Аола, где всегда курились благовония, играли музыканты и пелись гимны, прославлявшие красоту моря. Считалось, что бог живет в его пучине, ездит на дельфинах, трубит в раковину и управляет погодой.
Потом древний народ исчез: истребили его орды кочевников, вымер ли он от чумы или просто растворился среди других народов — про это не дошло никаких известий. Храмы разграбили и разрушили завоеватели и землетрясения, а музыка почему-то осталась здесь, в море рядом со своим поверженным божеством. Может она просто привыкла к этому месту… Не знаю. Но только именно ее мы и слышали, когда
