плейер — не знаете, откуда взялся нож — не знаете, откуда ключи в мастерской — понятия не имеете. Ключи-то у вас имелись настоящие. Не копии. Может, дочка вам потом вернула один комплект?
— Я ее после пятого не видел, — мрачно ответил Ватутин. Его мгновенное оживление прошло, сменилось вялостью и апатией. Эти перепады были хорошо знакомы Балакиреву. Так вели себя многие подследственные, которые в камере лишались привычных на воле алкоголя и наркотиков.
— Значит, так и запишем, что ключей вам Ольга не возвращала?
— Пишите, что хотите, — уронил Ватутин. И вдруг опомнился:
— А что вы это ко мне с ключами привязались? Опять Алка накатила?! Да что же эта стерва со мной делает! Мало того что жизнь мне сломала — теперь засадить решила?!
— Ваша бывшая жена тут ни при чем. И ключи эти вовсе не от ее квартиры.
— Не от… — Ватутин пытался осмыслить услышанное.
— А от куда?
— Лучше бы вы сами признались. Запишем чистосердечное признание, вам очень пригодится.
— На хрена мне это признание!
— Да не скажите. Дело в том, что ключи эти — от квартиры Мулевина Валерия Львовича. Копия, сделанная вашими руками, до сегодняшнего дня так и лежала у него в квартире А настоящие ключи мы нашли, сами знаете где.
У вас, Ватутин, в вашей мастерской, куда никто, кроме вас, не ходил. А Мулевина убили двадцать пятого мая, вечером Зарезали и ограбили Большую сумму денег унесли, ювелирные изделия прихватили. И зарезали, представьте, тем самым ножиком, который мы взяли из вашей комнаты. Мы этот нож на ваших глазах нашли, отрицать не сможете, никто из нас вам оружие не подкидывал.
Ватутин ошалело водил глазами — с Балакирева на Юру, потом на ключи.
— Вы так и не можете сказать, где провели вечер двадцать пятого мая? Я вас уже спрашивал, но, может, подумаете еще?
— В общаге, у себя, — выдавил тот.
— Свидетели этому есть?
— Отстаньте… Какие вам нужны свидетели? Спросите у вахтера — выходил я вечером или нет.
— Зачем же вам было идти через вахту, да еще на такое дело? — уже не стесняясь, спросил Балакирев. — У вас же рядом запасной выход, и дверь всегда открыта.
Знаете, Ватутин, у меня для передачи дела прокурору уже все есть. Кроме вашего добровольного признания, разумеется. Но признание — дело наживное. Лучше бы вы сами все рассказали. Кстати, Ватутин, куда вы дели такую кучу денег и камушков? Может, тоже в мастерской схоронили?
Токарь-сантехник впал в отчаяние. Он вскочил, перегнулся через стол к Балакиреву, так что того обдало кислым камерным запахом. Юрий спрыгнул с подоконника, но помощь была не нужна Ватутин всего- навсего желал, чтобы его выслушали. Он истошно кричал:
— Искали бы лучше, кто дочку мою убил! Почему вы мне не верите? Почему Алке верите, а мне нет? Потому, что она непьющая? Или потому, что баба еще красивая?!
Олька сказала, что это ее ключи, что вторые — сестрины, откуда мне знать, чьи они? Что же мне — родную дочь допрашивать? Вижу я ее раз в два года, и как мне ей после этого в душу лезть? Девчонка жаловалась, просила помочь — что же мне делать, прогнать ее надо было?!
— Успокойтесь, сядьте, — просил Балакирев, но тот не слушал:
— Да делайте со мной, что хотите! Хотите посадить — сажайте, я готов, на что же я теперь гожусь! И так уже ничего в жизни не осталось Дочки нет, жены нет, жить негде, да пропадай оно все к чертовой матери! Хоть стреляйте меня, кому я такой нужен!
И он упал на стул, скорчился, зарыдал. Юрий дал ему воды, но Ватутин гордо оттолкнул его руку, не переставая между тем всхлипывать и размазывать по щетине слезы.
Его увели. И Балакирев, надевая пиджак, подумал, что если так пойдет и дальше, то, возможно, он все-таки вырвется на дачу Не в эти выходные, так в следующие. Жена будет счастлива…
Михаил наконец принял решение — не бог весть какое, но все-таки.
Он позвонил Алле и попросил ее подъехать к нему домой. Сделал это в пятницу, со служебного телефона. Алла оказалась дома и очень удивилась его просьбе.
— Зачем это нужно.? — нерешительно спросила женщина.
— Есть одна причина…
И вдруг она догадалась, он услышал, как женщина слегка задохнулась:
— Постойте, неужели… Милена у вас?!
И когда он подтвердил ее догадку, закричала:
— Боже мой! Где мы только ее не искали! Обзвонили всех подруг! Она что же — два дня у вас живет?!
— Нет, только ночует. А днем уходит в зоопарк. Поверьте, я ее все время пытаюсь отправить домой… Но она не идет.
Алла высказала пожелание немедленно отправиться в зоопарк на поиски дочери, но Михаилу удалось ее уломать:
— Боюсь, что она просто сбежит от вас. Лучше, чтобы вы дождались ее у меня. Она придет, я уверен. Должна прийти. Вы только мужу не говорите, прошу вас. Он может… М-м… Не правильно все понять.
Когда он подошел к своему дому, то сразу увидел Аллу — та нервно шагала перед подъездом — три шага в одну сторону, три в другую. Михаил поздоровался и с укоризной сказал:
— Зачем же вы так открыто стоите? Если она увидит — не подойдет. Может, уже спугнули.
— Да что вы такое говорите! — начала было женщина, но он попросил ее сбавить тон и буквально втащил в подъезд. Ошеломленная, она бежала вслед за ним вверх на лестнице. Опомнилась только в квартире, прислонилась к стене, задыхаясь, ловя воздух ненакрашенными губами.
— Вы должны мне все объяснить! — совсем не твердо, а как-то жалобно сказала она. — Почему она не идет домой? Вы знаете, что она мне говорит по телефону? Что живет у подружки, а на нас почему-то обиделась, не желает с нами жить! Бросает трубку! Муж в панике, хотел уже идти в милицию, я его еле удержала…
— Правильно сделали. — Михаил взял дрожащую женщину под руку, провел в комнату, усадил. — Милиция вашей дочери сейчас ни к чему. И не верьте, что Милена на вас обиделась. Она просто боится идти домой.
Он не хотел пугать несчастную женщину и потому опустил все самые страшные подробности, которые ему сообщила Милена. Рассказал только, что ее старшая сестра в свое время связалась с дурной компанией, что Ольга кое-что рассказала об этом Милене, когда убегала ночью из дома, и что девочку тоже пытались втянуть в темные махинации. Ничего конкретного он не говорил нарочно. Михаил слишком ясно помнил слова юриста. Конечно, мать сразу встревожится, решит, что лучшей защитой для дочки будет милиция… Разумеется — милиция, ведь Милена ничего преступного не совершила! Ей просто нечего бояться! Она слишком поздно поймет, что оправдаться ее дочке будет трудно.
— Они ее преследуют? — с белыми от ужаса глазами спросила Алла..
— Нет. Она только опасается этого.
— Но почему же она не сказала мне?! — ревниво воскликнула мать. — Почему пошла к вам?
— Потому что я ей чужой, наверное, — вздохнул Михаил. — Не имею права ее ругать, наказывать. Извините за откровенность… Но Милена мне призналась, что отец ее бьет.
Алла раздраженно махнула рукой, будто прогнала назойливую муху:
— Да перестаньте. Давно этого не было.
— Видимо, девочка слишком ярко это запомнила. И вообще… Вы еще не обратили внимания, что это уже не ребенок? Мне кажется, Милена — вполне сформировавшаяся личность. И знаете, она заставляет себя уважать.
Я, во всяком случае, ее Зауважал.
Алла рассердилась и встала:
— Зауважали?! Спасибо! Так зауважали, что раньше мне позвонить не смогли?! Где она у вас спала?
— В комнате моей дочери.
