— С вашей дочерью?
Когда Михаил объяснил, что недавно развелся, женщина заговорила еще более сухо и неприязненно:
— Вот и видно, что мало вам своих проблем, если цепляетесь к чужим детям.
— Извините, я не цеплялся.
— Ну она к вам цеплялась! Черт знает что! — Женщина достала из сумки сигареты — Мы же с ума сходили, я две ночи не сплю, ведь с Ольгой так же начиналось, а потом мы ее потеряли! Шутите вы, что ли?! Может, лучше дождаться, когда ее тоже в каком-нибудь парке найдут?!
Мало вам Ольги? Может, понравилось, хочется еще посмотреть?! Вы же ее там видели, если не ошибаюсь!
Она закурила, закашлялась и сунула в пепельницу едва зажженную сигарету:
— Все, больше я с ней не цацкаюсь! Посажу под домашний арест!
— Ольгу вы тоже сажали, но она сбежала, — напомнил Михаил.
— Эта не сбежит! — Женщина говорила, не глядя на него, будто ей был неприятен один вид Михаила. — Вы вообще уверены, что она придет? Нет, какое хамство — два дня молчать!
'Ну что ж, я знал, что будет сцена, я это и предполагал, — думал Михаил, глядя на ее возмущенное лицо, следя за резкими жестами. Женщина снова схватила сигарету. — Благодарить меня не за что. Все верно, все правильно.
Милена назовет меня предателем и тоже будет права.
Может, я не должен был сообщать матери?.. Да нет, невозможно… Если бы я подождал еще пару дней — Алла бы вцепилась мне в лицо. И сейчас-то еле сдерживается…'
— Я из нее все вытрясу — будто про себя, говорила женщина, яростно стряхивая пепел с погнувшейся сигареты. — Ольга вот тоже молчала, прикидывалась свято, а оказывается, завела себе мужика. Ну, все, как я думала!
Следователь нам рассказал, снизошел наконец. Оказывается, это давно выяснилось, одни мы с Виктором, как дураки, ничего не знали! Уж лучше бы не рассказывал! — Она жадно затянулась сигаретой. — Какой-то коммерсант, возил ее на своей шикарной тачке, морочил голову. А эту неделю, когда мы с ума сходили, она, конечно, не в лесочке с грибочками провела, а у него в квартире! Нет, представьте, я-то гордилась, что у меня такая дочка несовременная, что у нее только духовные интересы… А она завела себе хахаля с иномаркой Его, кстати, тоже убили…
— Я знаю. — Михаил сказал это нечаянно, в одной надежде — остановить женщину, которая заговорила о покойной дочери так неожиданно и зло Алла тряхнула головой и вдруг очнулась, расширенными глазами посмотрела на него:
— Что вы говорите? Откуда?
Ему пришлось сделать очередное признание:
— Милена их видела вместе., — И мне ни слова, — горько заметила Алла. — Маленькая паршивка. Ну теперь все будет по-другому. Никаких гуляний допоздна. Никаких карманных денег. Хватит! — вдруг закричала она, уронила сигарету и зажала лицо ладонями — точно так же, как это делала Милена. Возможно, из-за этого жеста она вдруг показалась Михаилу совсем молодой. Молодой, беспомощной и слабой. Он шагнул, подобрал с паласа сигарету, растер ногой искры, погасил окурок в пепельнице. Алла сидела неподвижно, сомкнув колени, сгорбившись, будто ожидая удара.
— Скажите, — осторожно произнес он. — У вас есть возможность отправить куда-нибудь Милену? Родственники в Москве имеются?
— Конечно, — глухо, не отнимая рук, ответила Алла. — Бабушка. Но ей за девчонкой не уследить. Она все равно убежит, если захочет.
— На этот раз не убежит, — уверенно возразил Михаил. — Вот только домой она идти не захочет. Из дома постарается сбежать. Прошу вас, отвезите ее к бабушке.
Хотя бы ненадолго.
Алла нервно рассмеялась и опустила руки на колени.
Взглянула на Михаила и рассмеялась чуть громче. Он понял, что это начинается истерика, и отправился за водой.
Звонок в дверь настиг его на обратном пути. Рука вздрогнула, часть воды выплеснулась на пальцы. Он пошел открывать. Это была Милена. Тихонько поздоровавшись, она угрем проскользнула в прихожую. Михаил опустил мокрую руку ей на плечо:
— Пришла твоя мама. Да не бойся, она не будет сердиться.
— Вы… — Глаза у девочки остановились. — Вы ей сказали…
— Ничего. Только в общих чертах. Она отвезет тебя к бабушке.
Из комнаты вышла Алла. Обещание Михаила, что она не будет сердиться, выглядело довольно необоснованным — женщина держалась сухо, на дочь взглянула так, что та сразу замкнулась.
— Идем домой, — сказала женщина, — Отец ждет.
Будет тебе взбучка!
Было видно, как потрясена и унижена девочка. И все-таки она постаралась не терять самообладания. Видя это, Михаил еще больше ее зауважал. Сам-то он робел перед разъяренной Аллой.
— Мам, лучше л бабушке, — довольно спокойно ответила девочка.
— Пойдешь, куда я скажу. Еще условия ставит, скажите пожалуйста!
Последним, что увидел Михаил, закрывая за гостями дверь, был отчаянный, зовущий взгляд Милены. Но что он мог сделать? Броситься за ними, отбить дочь у матери? Он закрыл дверь и с тяжелым сердцем прошел в комнату, которую две ночи занимала Милева. Убрал с тахты уже ненужное постельное белье, связал его в узел, отнес в ванную. За эти три месяца он ни разу не устраивал большой стирки, и теперь вся ванная была завалена такими узлами. Когда-нибудь все-таки придется стирать, хотя чистого белья в шкафу оставалось еще порядочно. Люба ничего с собой не взяла. Ушла из дома, как из дешевого гостиничного номера, хотя прожила здесь немало лет…
Он вернулся в бывшую Дашкину комнату, сел на тахту. У него в сознании как-то странно путались эти две женщины — такие непохожие. Бывшая жена и Алла. То мягкие, как воск, приветливые, с такими милыми улыбками… То резкие, с ненавидящими взглядами, готовые отпустить незаслуженные оскорбления. Странно — сейчас ему было так обидно, как будто от него во второй раз ушла жена.
На столе он заметил расческу Милены, резинку для волос и толстую книгу в суперобложке. Эту книгу Милена принесла из дома в своем рюкзаке и читала по вечерам, перед сном. Она объяснила ему, что здесь напечатана та самая пьеса, которую ставили в театре-студии «Жест».
Михаил взял со стола книгу, перелистал, нашел пьесу. В этом переводе она называлась «Шелковый фонарь».
Он начал читать и понемногу увлекся. Сюжет был ему знаком — как-никак, он три раза видел эту постановку. И Михаил все больше удивлялся, какое храброе дело затеяла Ирина с этой пьесой! Дочитав до того места, когда к молодому самураю приходит призрак умершей девушки, Михаил остановился. В комнате было темновато, за окном давно уже опустились сумерки. Он зажег лампу над тахтой — маленький белый фонарик на чугунной лапке.
Невольно улыбнулся — в пьесе только что был зажжен другой фонарь — тот, который зажигают, чтобы заманить в дом души умерших родственников и знакомых. 'Надеюсь, обойдемся без привидений, — подумал он. — Не хватает еще, чтобы явилась Ольга. А, вот и ее любимая роль.
Как там говорила Наташа? «Оля так мечтала играть призрак, это очень трогательно, в конце зрители плачут…»
Он обратил внимание на то, что все слова призрака были отчеркнуты простым карандашом. Кто сделал эти пометки? Вряд ли Милена,.. Скорее всего, пометки сделала первая хозяйка книги, Ольга, когда еще не потеряла надежду получить вожделенную роль. А когда ей отказали — гордо ушла.
«Представляю, как она возненавидела девушку, которая получила эту роль, — подумал Михаил, откладывая книгу и гася фонарик. Глаза у него слипались. — Кто там играет призрак? Маленькая такая девчушка, я помню е… Жалко, Ирины нет, а то бы я спросил…» Мысли уже начинали путаться, он засыпал. И вдруг, будто сквозь серую пелену, он увидел заключительную сцену из спектакля — самую эффектную, которая поразила его, пожалуй, даже немного шокировала. Сцена погружена в темноту, на заднем плане
