Он достал шоколадку. Большую шоколадку. С хрустом ее развернул и пошел дальше, откусывая куски на ходу. Так он шел, пока не пропал за стеной кустарника.
До работы меня подвезла Юля.
Когда я возвратилась во двор крематория, все, кто приехал проститься с Иваном, уже отбыли. Я не увидела ни одного знакомого лица среди участников следующих похорон.
Юля окликнула меня, когда я открыла кошелек и принялась подсчитывать наличность. И решала – могу я себе позволить такси, чтобы успеть на работу к назначенному часу? Впрочем, что тут было считать… Должна успеть, даже если придется отдать последние деньги.
– Надя, ты? – прозвучало у меня за спиной.
Я оглянулась и едва узнала ее – эту холеную, безупречно выглядевшую девушку, которая при первом знакомстве показалась мне похожей на фотомодель. Юля постарела за тот день, который прошел с нашей первой встречи. Осунулась, подурнела, ее гладкая кожа приобрела какой-то нездоровый, землистый оттенок. Она была ненакрашена, да и какая косметика выдержала бы потоки слез? А слез она пролила немало – глаза опухли и она едва глядела на меня. Я вдруг подумала, что она, должно быть, старше Ксении, хотя раньше казалась совсем девчонкой.
– Я не заметила тебя, – хрипло сказала она, подходя ближе. Голос у нее садился, будто Юля была простужена. – Ты опоздала?
– Я была тут с самого начала.
– Значит, я тебя просто не разглядела. – Она достала носовой платок и яростно вытерла уже сухие глаза. – Боже мой, как же я поведу машину… У меня все расплывается, и голова… Голова болит ужасно.
Юля сказала, что сама не ожидала, что будет так убиваться в крематории. Что если бы устроили нормальные похороны, все бы обошлось. Она к таким церемониям привыкла – ей уже приходилось хоронить родственников и знакомых. Но это…
– Как будто сожгли мусор, – прошептала она. – Под музыку отправили в топку. И все. Черт, это все! А все они поехали на дачу и сейчас напьются напоследок. И это все, боже мой…
Она спрятала платок и взглянула на меня, будто ожидая, что я стану ее утешать. Я не стала. И тут Юля заметила мой странный вид. Думаю, было на что посмотреть – мокрые волосы, горящие щеки, снег, набившийся в ботинки, вся одежда в пятнах. Снег был даже в карманах моей куртки, и теперь я его оттуда выгребала.
– Господи, где это ты так уделалась? – воскликнула она прежним тоном, чуть язвительным. Вероятно, по-другому говорить просто не умела.
– Была в лесу, – мрачно ответила я.
– Что, сейчас?
– Да, прямо сейчас. Грибы искала. – Я взглянула на часы (циферблат запотел изнутри, ох, они сломаются!) и спросила, не собирается ли Юля ехать в центр. Та подняла брови:
– В общем, нет, но если тебя надо подбросить… Идем.
Избавиться от снега, тающего в ботинках, мне удалось только в машине. Я уселась на переднее сиденье, открыла дверцу, разулась и долго вытряхивала обувь. Юля тем временем густо напудрилась, накрасила ресницы и губы. Но вид у нее все равно был странноватый и какой-то подавленный. Мы тронулись в путь и некоторое время молчали. Потом она сообщила, что видела Женю.
– Я тоже его видела, – созналась я.
– Вы так и не помирились?
– Нет. И вряд ли помиримся.
Она стрельнула взглядом в мою сторону, перехватила руль повыше и вздохнула.
– А он неплохо выглядит. И стрижка ему идет.
Я подумала, что как бы она ни горевала, а Женину стрижку успела заметить. Значит, скоро придет в себя. Юля вела машину не очень уверенно, было понятно, что ей редко приходится это делать. Да и машина – старая, непослушная «Волга» – тоже ощущала себя не очень комфортно. В ней постоянно что-то скрипело, ахало, и мне начинало казаться, что мы потеряем по дороге какую-нибудь деталь.
– Зачем он только приехал, не понимаю, – задумчиво сказала Юля.
– Ты о ком? О Жене?
Она кивнула:
– Он даже попрощаться не подошел. И все время стоял в стороне.
Да она всерьез им заинтересовалась! Я поймала себя на том, что немного ревную, и мне вдруг стало смешно. Впервые за все это утро. Какой смысл ревновать теперь?! Уж от этого я, наверное, избавлена навсегда…
– А уехал одним из последних, – продолжала болтать Юля, не отрывая взгляда от дороги. – За-явился откуда-то, весь растерзанный, мокрый и… Постой, а это не с ним ты по лесу гуляла?!
Она оценивающе оглядела мою куртку, пятнистые от влаги джинсы, взглянула мне в лицо. И сообщила, что мне нужно посмотреться в зеркальце. Я достала пудреницу. Под глазом алела длинная свежая царапина. Какая-то ветка хлестнула меня, когда я догоняла Женю. В волосах торчали скрученные мокрые листья и мелкие сучки. Ну прямо лесная дева, из «Пер Гюнта»! Я осторожно причесалась и ощутила острую боль в том месте, откуда ветка вырвала клок волос. На работе решат, что я участвовала в драке, а не в похоронах.
– Он тебя побил?! – с живым интересом воскликнула Юля.
– Это я его побила, – мрачно отшутилась я, борясь со своими волосами. Когда они спутаются, возникает желание отрезать их под корень. Но я этого не делаю. Еще один признак моей нерешительности, наверное. Женя всегда говорил, что хотел бы увидеть меня с короткой стрижкой. Зато мама предупреждала, что если я постригусь, то нанесу ей страшный удар. Волосы, дескать, это единственное, чего у меня в избытке. Под недостатком подразумевался, наверное, ум, как в народной поговорке.
– Помирились бы вы, – довольно неискренне посоветовала Юля. – Или… Ну если тебе это сложно, дай мне его телефон, я сама вас сведу!
Я подумала, что если она получит телефон, то разовьет иную деятельность. Сегодня Женя произвел на нее неизгладимое впечатление, и еще удивительно, что у нее было настроение плакать. Я покосилась на нее:
– Боюсь, что кое у кого возникнут возражения, он живет не один.
– Да что ты? А с кем?
– С одним… Не важно. – Я взглянула на часы. Кажется, на работу я успею. – Юля, ты помнишь наш разговор на даче? Ты рассказывала, что Иван звонил тебе со студии и сообщил о выгодном предложении?
– Ну конечно. А что случилось? – Она сразу замкнулсь и поскучнела.
– Ты, точно, не можешь припомнить, от кого исходило предложение? Имя называлось? Может быть, Роман?
– Если бы «Роман», я бы запомнила, – раздраженно ответила Юля. – Если и было названо имя, то совсем обычное.
– Ну тогда постарайся вспомнить, как звали того человека, который явился на дачу второго декабря. Представителя продюсера. Ты же видела его, вас должны были представить.
– Да это вообще была женщина, – ответила она, пренебрежительно скривив губы. – Может, она и не одна пришла, но этого я уже не помню. Черт, когда же я починю «дворники», ни черта же не видно!
Ветровое стекло, в самом деле, было покрыто полосами грязи. Судорожно двигающиеся «дворники» едва его касались. Я следила за их движением, напоминающим пьяный танец. Царапина под глазом не- ожиданно начала болеть. Наверное, отогрелась в тепле салона. Но на это я особого внимания не обращала. Было кое-что другое, намного важнее.
– Женщина? – спросила я, когда Юле удалось обогнать ползущий впереди автобус. – Как она вы- глядела? Как ее звали?
– Имени не помню, а выглядела обычно. Хороший костюм, косметики никакой. Лет ей, думаю, за сорок. А может, уже и за пятьдесят. Невыразительная внешность, я бы ее встретила – не узнала, – Юля снова вцепилась в руль и выругалась: – Ненавижу эту тачку! Просто ненавижу!
