себе. — Тебе просто до смерти хочется забежать к Максу и рассказать про свои подвиги. Привычка — вторая натура. А маме звякну от него!'
Она круто развернулась и быстро (чтобы мама не заметила ее сверху, из окна) побежала к подъезду, где жил Макс.
На звонок в дверь ей открыла мать Макса — худая, высокая брюнетка, всегда вызывающая у Юльки какие-то восточные ассоциации. Возможно, эффект довершали ее расшитые драконами халаты и золотые кольца в ушах.
— Макс дома? — елейно спросила Юлька, стараясь не попасть в полосу света. «Помада!» — четко помнила она.
— Дома, Юлечка, — удивленно ответила Ольга Петровна (такие простые русские имя и отчество были у этой восточной женщины). — Вы разве не вместе вернулись?
— Да не совсем. Можно мне его увидеть?
— Конечно. Он там. — Ольга Петровна махнула рукой в сторону комнаты Макса. — Мааксим! К тебе пришли!
— Что ты говоришь? — Из комнаты показалась голова Макса. — Юлька? Он тебя избил?
— Что?
— Мам, смотри, он ей нос расквасил. Тащи сюда перекись.
— Не надо, ради бога! Это помада. Помада.
— О?! — Ольга Петровна со значением улыбнулась Юльке и исчезла в кухне. Макс хмуро посмотрел на подругу.
— Проходи, заблудшая. — Он кивнул на свою дверь. — И не рассказывай мне сказок, что просто прижалась мордой к двери. Знаем мы, откуда бывают такие следы.
— А я и не рассказываю. — Юлька с наслаждением скинула туфли и босиком прошлась по ковру.
Макс тем временем занял исходную позицию — улегся на свою любимую тахту, покрытую клетчатым серо-голубым пледом, подпер щеку ладонью и сонно посмотрел на Юльку:
— Слушаю.
— Знаешь, Макс, он сумасшедший.
— А не похож.
— Не похож? При ближайшем знакомстве…
— Это ты называешь ближайшим знакомством? — Макс кивнул на ее губы.
— Ой, забыла.
Она порылась в сумочке и достала носовой платок. Глядя в зеркало, вытерла помаду.
Вздохнула.
— Что-то не похоже, что ты вернулась с романтического свидания, — ехидно заметил Макс. — Скорее, с романтических похорон.
— Слушай… — Юлька решила пропустить мимо ушей его подкопы. — Слушай, он вроде такой милый…
— Да?
— И вежливый.
— Надеюсь, в меру?
— В меру, в меру, — проворчала Юлька. — Не сбивай. Вот только есть что-то… Знаешь, он непредсказуем, вот именно так, он непредсказуем!
— Так это же замечательно. — Макс пришел в дикий восторг. — Будет совершенно непредсказуемая пара.
— Макс, помолчи. — Юлька опустилась рядом с ним на тахту. — Дело не в том, что он может сказать что-то неожиданное или выкинуть какую-нибудь штуку… Это бы я поняла. Таких натур полно. А он… Знаешь, он как будто движется как-то толчками…
— Толчками? — изумился Макс. — Что ты хочешь этим сказать?
— Ну, все у него как-то сразу. И поэтапно.
— Яснее не стало.
— Ну, смотри! Раз: он мне неожиданно говорит — мечтал, мол, с тобой танцевать. Два: ты мне нравишься больше всех. Три…
— Я тебя люблю! — выпалил Макс.
— Нет, до этого не дошло.
— А может, это я от себя лично сказал? — Макс перевернулся на спину, подложив руки под голову.
— Не болтай! Я валюсь с ног.
— Так приляг рядом! — простодушно сказал Макс.
— Еще чего. Сейчас наверняка заглянет твоя мама и предложит нам…
— Детки, чаю? — сладко пропела в приоткрытую дверь Ольга Петровна.
— Спасибо, мам, лучше водки!
— Фу, Макс! — Ольга Петровна захлопнула дверь.
— «Фу, Макс! Иди сюда, Макс! Посоветуй, Макс!» — Он тяжело вздохнул. — Только и слышу, всем от меня чего-то надо. Только вот мне ничего ни от кого не надо.
— Так уж ничего и ни от кого? — прищурилась Юлька.
— О, женщина… — Макс легонько стукнул ее в спину коленкой. — Давай выкладывай дальше. Что там на счете три?
— На счете три он меня поцеловал. Но знаешь, Макс, как-то странно…
— Извращенно?
— Нет… Если бы извращенно. Меня никогда не целовали извращенцы.
— Попробуй со мной.
— Утихни, извращенец! Он меня поцеловал, как икону, понимаешь? Вроде бы как приложился.
— Может, он тебя сильно уважает? Есть такая патология, — оживился Макс. — Но тогда ты с ним намучаешься.
— Если уважает, зачем полез целоваться?
Это что, в знак уважения? Теперь так модно?
— Дурочка. Может, он вовсе не хотел тебя целовать, а просто побоялся тебя обидеть?
— Ну, знаешь!
— А что! — Макс сел и уставился на нее во все глаза. — Может, у тебя на лице было написано: «Поцелуй меня, милый!» А он, как джентльмен…
— Придурок! Ничего у меня не было написано, — возмутилась Юлька. «А так ли уж не было?» — тут же засомневалась она.
— Ну, тогда.., тогда он мог поцеловать тебя просто из застенчивости. Такое тоже бывает. Я первый раз тоже поцеловался из застенчивости. Понимаешь, мне было двенадцать лет, а ей — пятнадцать. Пропасть! Ну, я с горя и от застенчивости и поцеловал ее…
— Ну и врешь же ты!
— Ладно, пусть я вру. Но я ведь стараюсь тебе помочь, жертва платонической любви.
— Макс, не трави душу. Лучше скажи — все в порядке?
— Я думаю — все о'кей! — Макс ободряюще ей кивнул. — А сейчас иди-ка домой, голубка.
Тебе ведь еще предстоит встреча с мамой.
— Тебе тоже.
— Нет, мне уже выдали по первое число. Я сказал ей, что Гарик недавно получил диплом и теперь натуральный юрист. Она сказала, что это только я ошиваюсь по всяким шарашкиным конторам, в то время как мои друзья делают себе карьеру.
— Ну, я себе карьеры точно не делаю. — Юлька вздохнула. — Маман и мне вкатит за это по первое число. Почему-то этот чертов вечер встречи на родителей действует всегда одинаково. Они впадают в истерику, почему их собственные чада оказались не такими уж удачливыми.
— Юлишна, ты уже начала делать себе карьеру, — возразил Макс. — Скажешь, твой принц — это не находка?
— Вот уж не знаю…
