показалось.
– Да, мы торопились.
– Ну, чтоб вам там жилось лучше, чем мне. – Бельский в несколько глотков выпил вино, Дима чуть пригубил. Во рту остался приторно-терпкий вкус. Хозяин не стал его принуждать пить до дна, и это ему понравилось. Зато вовсе не нравилось то, что сестра Бельского оставалась здесь же, на кухне, и, казалось, не ощущала себя лишней.
– Строитесь уже? – поинтересовался Григорий Павлович, отыскивая на столе подходящую закуску. Наконец выбрал крекер. – Вчера проходил по переулку, видел вашу подружку, она что-то мерила. Деловая!
– Так, пока земляные работы, – сказал Дима, пытаясь уловить какое-нибудь движение в лице Бельского. Но тот лишь одобрительно кивнул:
– Давно пора заняться. Мне было не с руки…
– Не со стакана тебе было, – сердито вмешалась женщина. – Идти, что ли, в магазин? Только давай говори сразу, без этих своих «не знаю», а то на перерыв попаду.
– Ну, иди! – одобрил брат. – Этой сладкой дряни не бери, а возьми коньяка.
– Чего-о?!
– У нас гости!
Сестра хотела что-то прибавить. Но ограничилась лишь весьма выразительным взглядом, в котором ясно отражались жадность, раздражение и желание отведать дорогого непривычного напитка. Наконец она исчезла.
– Из-за нее и дом продал. – Бельский достал сигареты. – То есть из-за племянника. В общем, жалеть нечего – своих у меня все равно нет, племяши мне как дети.
«К чему это он? Может, догадался, о чем я хочу спросить?» – засомневался Дима. Он никак не мог найти в опухшем, застывшем лице этого человека никаких общих черт с Людой – было даже дико искать их. Но Марфа была права – как можно судить по внешнему сходству! «И тысячу раз она права, что его надо разговорить. Люды нет уже больше недели, шансы уменьшаются, а он ее знал, ее мать с ним дружила, и пропала-то она именно где-то здесь! И кто ей мог сказать про клад, если не он? «Один мужик» – так она говорила о человеке, который отдал ей записку. Конечно, это сам Бельский! Записки он прочесть не смог, или не продал бы дом, а сказка о кладе тут, может, вообще популярна!»
– Моя знакомая хотела с вами поговорить о Люде, – осторожно начал он. – Они с ней старые подруги.
– Можно поговорить, – покладисто согласился тот. – Отчего с вами не пришла? Сейчас бы посидели, спокойно, сестру бы я выслал. Она неплохая баба, но я ее подолгу не выношу. Скучная, въедливая такая – жить рядом с ней неохота! Вот сниму тут комнатку неподалеку и перееду от них. А то что же – каждый день ссоримся.
Бельский отчего-то почувствовал расположение к Диме. Может, сыграло роль выпитое вино. Он говорил просто, держался свободно, и было не похоже, что он что-то скрывает. Дима не мог придумать, как за него взяться, и злился на себя. «Вот если бы сюда Марфу!» Хлопнула входная дверь, и в кухню влетела хозяйка в сопровождении двоих мальчишек – обоих не старше десяти лет.
– Вот паршивцы, – оживился Бельский. – Наконец-то! Вы мне, что ли, платить за телефон будете? Да у вашего папаши зарплаты не хватит!
– Дядь Гриш, мы не нарочно, – бойко, без тени раскаяния заявил старший мальчишка и стянул со стола яблоко. Другой завладел пачкой печенья и тут же был вытолкан за дверь вместе с братом. Хозяйка вынула из пакета бутылку армянского коньяка, лимон и несколько плиток шоколада:
– Вот, пожалуйста, мне не жаль.
– Чужие деньги грех жалеть, – заметил Бельский, вскрывая бутылку. – Так, на тебе стакан, на шоколадку и мотай отсюда, чтобы я тебя не видел. Так отчего ваша подруга не пришла? – обратился он к Диме. Женщина фыркнула, однако угощение приняла и исчезла.
– Она следит за рабочими. Вы не могли бы к нам зайти, всего на минутку?
– Зайти? Не знаю. – Бельский аккуратно налил коньяк в две рюмки, и на этот раз Дима с ним выпил. – Хорошо-о. Хотя бы ради этого стоило дом продать. На кой он мне, если подумать? Так что там насчет Люды? Я ведь ничего не знаю.
– И мы ничего. Ищут.
– Вот дело какое, – задумался Бельский и, налив другую рюмку, немедленно выпил. Его речь становилась медленнее, глаза влажно заблестели. – Не знаю, мать у нее жива?
– Она сейчас в больнице. Да разве Люда не говорила вам, что ее мать жива? – удивился Дима. – Вы же общались с ней перед продажей.
– Может, и говорила, да я забыл, – признался Бельский. – У меня с памятью что-то не то. Вроде вот слушаю, все слова понимаю, а потом раз – как стерло. Ну, жаловаться, конечно, не на что, работать мне уже не придется, инвалидность получил, буду доживать… В сорок шесть лет я уже вроде как на пенсии.
Дима вспомнил слова Анны Андреевны о том, что этой зимой ей придется хоронить бывшего соседа. «А что? Вполне вероятно. У него же одна четкая цель – спиться окончательно».
– Вы раньше дружили с матерью Люды? Она вам помогала?
– Ленка? Да. – Он мечтательно сощурился и закурил. Коньяк привел мужчину в сентиментально- благостное расположение духа. – Если бы не она, я бы тогда же пропал. Заходила каждый день, готовила мне, полы мыла… Жалела, короче. У меня ведь жена умерла…
Его голос привычно пресекся. Он снова налил и выпил, уже не предлагая гостю, видимо, считая, что тот обслужит себя сам.
– Пойти к вам туда, говорите… – Уже пьяно проговорил он, одолев еще одну рюмку. – Зачем идти? Чего я там не видел?
– Вы там кое-что забыли. Людину фотографию, она там маленькая.
– Людину? – Бельский бессмысленно посмотрел на него и мотнул головой: – А зачем она мне?
– Может, вам ее Людина мать подарила?
– Чего ради?
– Так это не ваша?
Тот хрипло закашлялся и с остервенением раздавил окурок в пепельнице:
– Я тебе вот что скажу – все, что ты купил, все теперь твое. Что там есть, чего там нету – я не помню, не спрашивай. Может, там клад зарыт – так он тоже твой! Может, и дарила она мне фотку, перед отъездом, все может быть. Я тогда пьян был страшно, ничего не помню. Если не выбросили еще, отдайте матери, и дело с концом…
– Клад? – подался вперед Дима. Он видел, что Бельский пьянеет с каждой секундой и скоро не сможет говорить. – О чем вы говорите?
– А о чем? – Мужчина снова потянулся за бутылкой. – Ты купил – все твое. Фотографию, конечно, отдай, если тебе не нужно… А если нужно – бери себе. Ты же вроде с ней жил? Так?
– Да, три года, – признался Дима, но снова не увидел никакого проблеска отеческих чувств со стороны Бельского. Тот налил рюмку, выпил и сипло заявил, что устал и хочет прилечь.
– Расстроили меня сегодня, – пьяно признавался он, явно начиная принимать Диму за кого-то другого. – Ты гляди – вот телефон. Пять тыщ отдал, представь, ну? Такого, может, даже у нашего мэра нету. Заело меня его купить, и купил – самый дорогущий! Приятно, а? У сестры телефона нет, а я захотел – и вот вам, пожалуйста, купил. Играет, поет, кино показывает, фотографии снимает – только что вместо бабы его в постель не положишь! – Бельский сипло засмеялся, с гордостью осматривая плоский серебристый аппарат. – А эти стервецы сломали. Ты в этом понимаешь? Посмотри!
Он потянулся с телефоном через стол и попал локтем в винегрет. В кухне, неизвестно откуда, тут же возникла его сестра.
– Гриша, идем, ляжешь. – Она ловко подняла его из-за стола и почти на себе потащила к двери. – Ты устал.
– Ничего я не… – слабо отбивался тот, волоча ноги. – Ко мне пришли!
– И хорошо. Посидят, подождут тебя. Идем!
Справившись с братом, она заглянула на кухню и демонстративно убрала бутылку в шкаф. На Диму
