– Интересно, в каком контексте я мог такое сболтнуть? Я вообще стараюсь говорить с ней на уровне «да» и «нет». По-моему, у нее не все дома.
– Просто у Елены Ивановны нервы не в порядке, – возразила Марфа. – Ничего удивительного – муж был алкоголиком, любовник – тоже… Вот уж кого точно не стоит спрашивать о настоящем отце Люды!
– Скажи, ты так хочешь разговорить Бельского из-за клада или из-за нее? – прямо спросил Дима.
Марфа прямо посмотрела ему в глаза, и в этом взгляде, горьком и одновременно вызывающем, Дима прочел ответ. «Что ж, может, так и надо. – Он первым не выдержал и отвел взгляд. – Она первой смирилась с ее… Смертью, да. Скорее всего, смертью. Теперь моя очередь, а потом… Потом ее матери. Вот тут-то мною и заинтересуется милиция. Обязательно заинтересуется – это будет очень похоже на похищение и убийство в корыстных целях. А что? Решил не отдавать сожительнице денег. Все шито-крыто. Таких дел миллион, и кто мне поверит, что я только слушался Люду!»
– Хозяйка! – раздался со двора протяжный окрик. – Идите сюда!
– Опять нашли какую-то дрянь, – пробормотала Марфа и исчезла за дверью. Дима ожидал, что она вернется через минуту – ему хотелось сочувствия, утешения, он чувствовал себя по-настоящему растерянным и прибитым. Угрызения совести его больше не терзали – их место занял страх. Страх перед вопросами, которые ему будут задавать, заранее не веря ответу, страх перед взглядами, которые будут на него бросать… И в этих взглядах он прочтет свой приговор – «убийца»! «А кто же еще? – Он бессильно опустился на продавленный топчан, стиснул виски руками. – Убийца, заказчик, а она – обманутая жертва. Что я сейчас делаю? Эти ямы… Да они в буквальном смысле роются для меня! Ведь всякий скажет, что мне была важна не пропавшая невеста, а этот участок, что я начал на нем какие-то странные работы, буквально неделю спустя после ее исчезновения! За такой срок у близкого человека даже первое горе не уляжется, а я… А если они узнают о Марфе?!»
– Дима, иди сюда!
Ее голос звучал возбужденно и звонко, в нем как будто звенел серебряный колокольчик. Дима повернул голову, прислушиваясь, и вдруг вскочил. «А если… Есть?!»
На этот раз действительно откопали кое-что интересное. Младший таджик, откликавшийся на имя Иштымбек, сбегал за киркой и, спрыгнув на дно ямы, в несколько ударов зачистил то, на что наткнулись лопаты.
– Каменная кладка. – У Марфы лихорадочно горели глаза. – Кирпич или камень?
– Камень! – рапортовал Иштымбек.
– Копайте вглубь и вбок, – показала женщина, выхватив у него кирку и начертив на земле стрелу. – Один копает вглубь, пока камень не кончится, другой – вправо.
– Вы это искали? – простодушно спросил Иштымбек, отчего у Марфы заметно исказилось лицо.
– Не знаю, – ответила она, проявляя железную выдержку. Ее голос прозвучал на удивление равнодушно. – Тут когда-то стоял другой дом, а вот места мы не знаем. Может, сейчас нашли старый фундамент или кусок стены? В общем, все это надо зачистить, прежде чем строить что-то другое.
Последняя фраза прозвучала достаточно туманно и совершенно не вязалась со строительными технологиями, но таджики возражать не стали. Они снова взялись за лопаты, сгрудившись около ямы, а заговорщики отошли к калитке. Марфа схватила и крепко пожала руку любовника:
– Сердцем чую, это оно! У Фуниковых был каменный дом? Ведь, наверное, каменный?
– Не знаю… Тогда все было по больше части деревянное…
– Врешь? – не поверила женщина. – А Кремль? А собор Василия Блаженного?
– Да то – царский дворец, соборы, а это – дом какого-то казначея!
– Думаешь, он мало нахапал? Это же, по нынешним временам, был бы особняк министра финансов! Что с ним сделал Иван Грозный? С живого снял кожу? Значит, нахапал, значит, дом был каменный!
– Да он за измену с него снял кожу, – рассердился Дима. – И не ори, на тебя уже таджики смотрят!
Марфа перешла на шепот и с лихорадочной убежденностью заявила, что много ожидает от этого куска стены. Наверняка они нашли часть фундамента, теперь надо выяснить, где внешняя граница, где внутренняя. Клад могли зарыть как внутри дома, так и вне его, но логичнее сперва поискать внутри.
– Как ты думаешь – дом был большой?
– Боярский-то? Значительный, я думаю.
– А участок – всего четыре сотки! – обеспокоенно произнесла Марфа. – Мог на таком клочке уместиться казначейский дом? Может, у нас только самый уголок, где вообще нет ничего, а клад у соседей?
– В любом случае, этот клочок – все, что у нас есть. – здраво заметил Дима. – И погоди переживать – это может оказаться стеной куда более позднего времени.
Простояв над душой у таджиков битый час, сообщники убедились в том, что откапываемая стена имеет в длину около трех метров, вглубь – неизвестно сколько, потому что Иштымбек продолжал упорно копать яму, а нижнего края все еще не достиг. Старший рабочий двинулся методом тыка от конца стены вправо, и ему сразу повезло – он обнаружил вторую сторону. Кладка была кирпичной, кирпичи старые, неровные, черные от времени, земли и воды. Многие рассыпались от одного удара кирки, так что копать приходилось с осторожностью. Марфа, забыв обо всем, металась вокруг раскопок, у нее был вид гончего пса, почуявшего дичь. Лицо вытянулось и побледнело, глаза сверкали так странно, что неосведомленный человек принял бы ее за наркоманку под изрядным кайфом. Дима наблюдал за раскопками, присев возле забора, на старом бревне. Его пригревало ласковое майское солнце, овевал мягкий, душистый, совсем деревенский воздух, и все было бы чудесно. Если бы не черные мысли. Он не мог ни избавиться от них, ни поделиться ими с подругой. Та интересовалась только тем, что скрывала мокрая глинистая земля.
Таджики, войдя во вкус раскопок, воспринимали свою работу уже не как банальное рытье ям, а как археологические изыскания. Иштымбек предположил, что они откапывают большой старый дом – яма была уже ему по грудь, а нижнего края стены они все еще не достигли. Бригадир удивлялся, каким образом стена оказалась так глубоко под землей. Если бы хозяева сообщили ему, что предполагаемый возраст этих кирпичей – четыреста с лишним лет, все вопросы отпали бы сами собой, зато неизбежно возникли бы другие… Молодые люди предпочитали помалкивать и в результате еще через час дождались сразу двух результатов – нижнего края стены и второго угла. Таджики объявили, что голодны, и ушли в дом – варить себе обед. Марфа спрыгнула в траншею и принялась скрести острием кирки осыпающийся кирпич на углу.
– Если эта штука квадратная, то получается три метра на три. На дом не похоже.
– Скорее на трансформаторную будку, – кивнул Дима, стоя на краю ямы. Лезть в глинистую лужу ему вовсе не хотелось, тогда как его подруга, казалось, была готова разгребать землю ногтями. – Или на маленькое семейное бомбоубежище. Во времена царя Ивана были бомбоубежища, не знаешь?
– Мне хотелось бы знать, что мы нашли, – не слушая собеседника, ответила Марфа. Она топталась в грязи, ощупывая и поглаживая стену, пытаясь расковырять раствор, скрепляющий кирпичи. – Не пойму – цемент это или что?
– Если цемент – этой штуке не может быть четыреста лет. Хорошо бы на экспертизу…
– Хорошо бы пройтись тут с миноискателем, хорошо – с ученой собакой, а еще лучше – с тем, кто этот клад закопал! – отрезала Марфа, сердито поднимая на него глаза. – А лучше всего не поднимать шума. Не усек еще? Всем станет жутко интересно, что это у нас такое старинное, как только ты сунешься со своими экспертизами. Ребенок! Тебя же ограбят, а то и убьют! Подумай, ЧТО тут может быть!
– Думал. И что делать – одним нам все равно не справиться.
– Когда дойдет до критической точки, придется справляться одним! – твердо сказала она. – Вот что я думаю – не пора ли отпустить наших таджиков? Старший помалкивает, но у него, кажется, появились кое- какие соображения, а Иштымбек в прямом и переносном смысле носом землю роет – так ему интересно, что это мы откапываем!
– Пусть они окопают эту штуку со всех сторон, а внутри не трогают, – предложил Дима. – Ночью возьмем фонарь и попробуем покопаться сами. А увольнять их не советую – слишком быстро, у них возникнет еще больше вопросов. Мы и так выглядим странно.
– Плевать, как выглядим, главное – вот оно, началось. Пошло! – Марфа с настоящей, почти чувственной нежностью оглаживала черные сырые кирпичи. – От них прямо пахнет стариной. У меня в Мюнхене есть приятельница, она обожает антиквариат и мигом различает все подделки. Она уверяет, что стоит ей прикоснуться к вещи, как сразу становится ясно – подлинник это или копия. Кристин говорит, что сэкономила
