голос ее напугал – такой он был слабый, беспомощный, она сама его с трудом услышала. Боль в груди то отпускала, то разливалась еще шире. Сердце билось так часто и сильно, что левая грудь мелко и очень заметно дрожала в такт ударам – Лариса видела это. Ей и раньше случалось испытывать сердечную боль, но это было несравнимо. «Где же Денис?! – Она в отчаянии покосилась на часы. – В это время он всегда дома. Но он поехал провожать Вику… Я умру, прежде чем он вернется!»
Рядом с будильником стоял пустой стеклянный пузырек, с латинской надписью на бумажной этикетке. Лариса скользнула по нему взглядом и остановилась. Этого пузырька тут раньше не было. Его вообще не было в их скромной аптечке. Лекарства Дениса были, как правило, в желатиновых капсулах, сама она пользовалась валидолом и валерьянкой – больше ничем. Лариса потянула руку к пузырьку, но не удержала его и смахнула на пол. Он глухо стукнулся о ковер.
Новый прилив боли почти уничтожил ее, превратил в жалкое, едва дышащее существо. Ей казалось, что в комнате стало темнее, хотя лампа горела исправно. Во рту по-прежнему стоял ужасный горький вкус. Язык пересох, стал твердым и царапал небо. Ее мучила жажда, но воды поблизости не было. Лариса прислушивалась – не придет ли кто на помощь, но слышала только стук своего сердца. Не было сил держать глаза открытыми. Они закрылись сами собой, и скоро стало совсем темно.
Колодец. Горькая вода, заливающая рот, горло, сердце. Безумные прыжки – это сердце стучит, выталкивает ее из этой глухой страшной глубины. Надо только подладиться к этому стуку, подпрыгнуть, и оно вынесет на поверхность, и можно будет дышать.
Толчок! Она почувствовала, что разрывает воду, и понеслась наверх, вырываясь из темного колодца, навстречу белым дневным звездам.
Глава 16
Юлия Борисовна Скуришина (в недавнем девичестве – Кочеткова) твердо стояла на своем, она ничего не знала о происхождении картин. Объясняться с представителями закона ей пришлось вечером того же дня, как у нее побывала Саша. Саша не хотела больше ничего скрывать. Вернувшись домой, она сразу же позвонила следователю, который вел дело об убийстве Нины Дмитриевны, и выложила ему все подробности своих злоключений. Из двух золота выбрала меньшее и предпочла иметь дело с законом.
В тот же вечер на квартире у Юлии Борисовны был сделан обыск. В качестве понятых присутствовали потрясенные соседи. Они уважали эту даму – такую тихую, такую приличную. Им трудно было поверить, что она перепродавала краденые картины.
Сама Юлия Борисовна тоже, казалось, не верила, что такое безобразие случилось именно с ней.
Она была раздавлена, от прежней самоуверенности не осталось и следа. Неровно накрашенные губы дрожали, подведенные глаза опухли от слез. Она глупо смотрела на все происходящее и выглядела совершенной идиоткой. Ей задали вопрос, признает ли она своими указанные картины. Саша, которая тоже присутствовала при обыске, подтвердила, что все картины на месте. Юлия Борисовна пробормотала, что картины не ее, она их не покупала.
– Почему они находятся у вас?
– Меня попросили подержать их… – Женщина чуть не порвала тонкий носовой платочек, который теребила в пальцах.
– Подержать? Что это значит? Вы должны были их продать?
Юлия Борисовна всхлипнула и жалобно посмотрела на следователя:
– Да, просили продать, если смогу… Но я же понятия не имела, что они краденые!
Через час обыск был закончен. Больших денег в квартире не было обнаружено. Драгоценности большей частью оказались поддельными. Юлия Борисовна любила увешивать себя дорогой бижутерией, предпочитая Сваровского. Прочие картины, находившиеся в квартире искусствоведши, по мнению Саши, особой ценности не представляли. Кроме того, она их видела и раньше. Понятые подписали протокол и ушли. Кроме следственной группы, из посторонних в квартире осталась только Саша. Она тоже с радостью ушла бы, но ее попросили задержаться.
Девушка старалась не встречаться взглядом со своей бывшей наставницей. Она чувствовала себя неловко – донос мог выглядеть как месть за то, что Юлия Борисовна сунулась не в свое дело, отчитала Сашу за то, что она увела чужого мужа… Но деликатничать было неуместно. Девушка сидела в углу, в продавленном плетеном кресле, и гладила перепуганного кота, все время жавшегося к ее ногам.
В этой ситуации ей больше всего было жаль животное. Несчастный кот, старый, умный, законопослушный, – он ничем не заслужил этот обыск.
– Вы знали, чьи это картины?
При этом вопросе Юлия Борисовна быстро вытерла слезы и попыталась улыбнуться. Она изо всех сил старалась сохранить видимость спокойствия, но это у нее получалось плохо.
– Да, конечно, – храбро ответила она. – Потому я и позвонила Саше.
Саша съежилась в своем кресле и принялась усиленно гладить кота. Конечно, она рассказала следователю истинную причину того, почему так интересовалась Корзухиным. Поведала и об испорченной картине, и о своих поисках, и о даме-заказчице, и о ее муже… Дала также телефон Ларисиных родителей.
Рассказывая об этой женщине следователю, она не испытывала никаких сомнений, никакой жалости.
Ларисе так и не удалось убедить девушку в том, что она не имела отношения к смерти Кати и Артема. Саша решила, что во всем этом запутанном деле должен разобраться следователь. Ее дело теперь – сторона.
– Значит, вы говорите, что картины получили на продажу и денег за них не платили? – уточнил следователь. На Сашу он внимания не обращал, говорил только с Юлией Борисовной. Та кивнула. – Кто вам принес картины?
Юлия Борисовна сжала губы и процедила:
– Я этого человека видела в первый раз.
– Он принес сразу все картины?
– Да. В огромном пакете из коричневой оберточной бумаги. Она и сейчас лежит в чулане.
– Вы поняли, что картины принадлежат Корзухину? Или он сам вам это сказал?
Юлия Борисовна коротко пояснила, что человек этот представился наследником погибших (каким-то родственником Екатерины Корзухиной).
Что она про эту страшную историю читала в какой-то газете. Но про то, что была убита еще и тетка Кати, а картины украдены, – об этом Юлия Борисовна не слыхала. Иначе, конечно, не взяла бы картин.
– Я об этом впервые услышала от Саши, – вздохнула она. – Конечно, это было потрясение. Скажите, что же теперь будет?
На этот вопрос ей не ответили. Зато поинтересовались, где сейчас находится муж Юлии Борисовны. Саша украдкой посмотрела на часы. Время было позднее, половина двенадцатого. Даже если этот человек работает, пора ему быть дома.
Она не скрыла от следователя, что днем в квартире, кроме хозяйки, был еще какой-то мужчина.
Сказала, что слышала его голос. Но когда к Юлии Борисовне пришли с обыском, она оказалась дома одна.
– Муж уехал, его нет в Москве, – ответила Юлия Борисовна, продолжая размазывать по лицу косметику. Ей явно хотелось подойти к зеркалу, но она не решалась сделать этого, хотя находилась в собственной квартире.
– Значит, сейчас вы живете одна?
Та подтвердила, бросив косой взгляд на Сашу:
– Да. Правда, у меня бывают гости, я человек общительный…
– Сегодня у вас тоже были гости? – Следователь встал и принялся рассматривать расставленные вдоль стены картины. Он впервые видел произведения Корзухина в таком объеме. – Кроме Александры Юрьевны, разумеется.
– Ну, она не гость, а свой человек, – иронично заметила хозяйка. – Да, заходил еще один старый знакомый. Саша, ты, наверное, даже видела его? Он был у меня, когда ты пришла.
– Только голос слышала, – столь же любезно ответила Саша. – Мне показалось, что он был чем-то очень недоволен.
