улицам с автоматами ездят, а меня за баллончик цапнули!
– Да не в баллончике дело, – миролюбиво успокоил его следователь. – Хотя вещь убойная. Вы знали, что покупали, – такой даже наркомана с ног свалит. А дело, понимаете, в том, что этот баллончик мне уже попадался. Точнее, следы от него.
– Какие еще следы? – проворчал парень.
– Вам бы повнимательнее расспросить в магазине, что именно покупаете, – отрезал следователь. – Этот аэрозоль имеет в своем составе специальную краску. Ее можно разглядеть в инфракрасных лучах, и держится она трое суток после напыления. Краска-свидетель. Слышали о таких? Дамы очень любят такие тонкости. Скажем, обезвредили грабителя или маньяка, а пока бегали вызывать милицию, он пришел в себя и сбежал. Но краска-то держится. Поймают его, просветят, и привет. Не слышали? Нет?
Странно.
Парень легонько присвистнул:
– Ну и дела… Честное слово, не знал. И что вы хотите сказать? Такой баллончик один на всю Москву? Какое мне дело, где вы эту краску видели? Я им вообще не пользовался.
– Это экспертиза установит. – Следователь упаковал баллончик в пакет и уложил его в ящик стола. – А дело в том, что эта краска была на трупах Екатерины Корзухиной, ее сына Артема Корзухина, а также их родственницы, Нины Дмитриевны Поповой. Прежде чем их убить, всех троих оглушили газом. Убивали уже в бессознательном состоянии.
Парень молчал, и глаза у него бегали, не останавливаясь ни на одном предмете.
– Прямо сказки какие-то? – рассуждал следователь, рассматривая картины. – Обокрали Попову, оглушили ее газом, пометили попутно этой краской… Все картины – вот эти самые – утащили.
Сдали их на реализацию бедной искусствоведше, а та ни сном ни духом, что они краденые… Столько шуму, а чего ради? Понимаю, если бы машину угнали или сейф с бриллиантами вскрыли. Да просто на деньги позарились – мало ли их в Москве водится? Но чтобы картины утащить, да еще не Бог весть какие… Нет, это надо быть таким ценителем искусства!
Парень взорвался и подскочил:
– Понял, на что вы намекаете! Только со мной у вас не выйдет! Я этого не делал! Не было меня там!
– А кто там был?
– Почем я знаю?
– А кто картины принес Скуришиной, тоже не знаешь? – Следователь бросил вежливое обращение и тоже повысил голос. – А кто старухе череп разбил – тоже не знаешь? Кто квартиру поджег – не знаешь?
– Да не я, не я! – Парень грузно опустился на стул. Он изо всех сил пытался взять себя в руки, было видно, что он дрожит от возбуждения. – Не был я там, поняли? Мне только картины передали, сказали, кому позвонить и куда отнести. Все! Понятно?
Все! И не знал я ничего, понятия не имел, что они краденые! Мне нужно было на свадьбу денег подзаработать, я и согласился! Знаете, во сколько сейчас свадьба обходится? Почему я должен в такой день во всем себе отказывать?! Чем я хуже других?
– Да уж, ты лучше других, сразу видно, – перебил его следователь. – Кто передал картины?
– Женщина, я ее не знаю, – упавшим голосом сообщил парень.
– Как ее зовут? Какая она из себя? – Следователь достал из стола несколько листов бумаги и придвинул к парню ручку. – Пиши. Я тебя не тороплю, но предупреждаю – вляпался ты серьезно, очень серьезно. На свою свадьбу ты даже в гости не попадешь. А если хочешь, чтобы она хоть когда-нибудь состоялась и чтобы невеста тебя долго не дожидалась – пиши.
– Да, черт, что писать, не люблю я писать! – брызгал слюной парень. Руки у него тряслись. – Я так расскажу.
Двенадцатого ноября в шестом часу вечера он ездил по центру на своей старой «Ниве» и высматривал седока. Парень часто подзарабатывал извозом, потому что основной зарплаты не хватало, а машина просто на куски разваливалась. На обочине стояла женщина в длинном темном пальто, пыталась остановить машину. Рядом – огромный сверток в коричневой оберточной бумаге. Что-то такое плоское и угловатое. Он подрулил, договорились о цене. Ехать ей нужно было на окраину города. Точного адреса она не назвала, просто сказала как ориентир станцию метро. Она села на заднее сиденье. Сверток запихали в багажник. У нее была с собой большая сумка, се она поставила себе на колени. Впрочем, в багажнике уже не было места. Через несколько минут женщина сама заговорила с водителем.
– Она спросила, не хочу ли я заработать. – Парень неловко выковыривал из пачки сигарету. Вся наглость с него слетела, он говорил быстро и сбивчиво. – Почему нет, я согласился… Деньги всегда нужны. Она сказала, что хочет продать свое наследство, картины какие-то. И даст мне телефончик какой-то старой грымзы. Она сама так сказала – старая грымза. Сказала, чтобы я сейчас позвонил из телефона-автомата и договорился, что сдам картины на реализацию. И чтобы говорил этой бабе, будто это мое наследство… Лажа, словом.
– Ты что же, не понял, что дело темное?
– Понял, – честно сознался тот. – Ну и что?
Куда ни плюнь – везде дело темное. Если бы она предложила ограбить эту бабу или еще что – я бы послал ее или сдал первому попавшемуся менту…
Черт, извините. А тут – вполне приличная дама, и предложение нормальное, ничего страшного.
– Она предложила тебе деньги?
– А как же!
– Сколько?
– Двести марок. Тут же расплатилась. Сказала, что, когда я сдам картины, даст еще пятьсот.
– Почему именно марки? – удивился следователь. – Сейчас долларами принято расплачиваться.
– А я бы и фунты взял, и йены, – отмахнулся парень. – Мне все равно. Я сперва что-то подозревал, конечно. Особенно когда она про телефон сказала. Подумал, что я выйду из машины, пойду к автомату, а она угонит мою развалюху… Правда, кому эта груда железа нужна… И все равно страшновато было. Сказал, пусть она выйдет со мной. Она не возразила. Я позвонил, и та старая грымза сразу согласилась. Я тут же договорился о встрече – все сказал, как велела Лариса.
– Как? – переспросил следователь. Несмотря на выучку, он не справился с собой, и голос выдал его возбуждение. – Как ее имя? Лариса? А дальше?
– Дальше не знаю, неудобно было спрашивать фамилию. А отчество тоже роде ни к чему, она еще не старая.
– Какая она из себя?
– Черненькая такая, сильно накрашенная… Лет за сорок. Уже не первой свежести, – охотно поделился своими впечатлениями парень. Он немного повеселел, так как видел, что следователю важно то, что он рассказывает.
Женщина, назвавшаяся Ларисой, внимательно выслушала пересказ его разговора с реализаторшей, сказала, что оставляет картины у него в машине, и приказала сегодня же вечером отвезти их Юлии Борисовне. Обещала, что деньги за услугу передаст на другой же день, после того как ее поручение будет выполнено. Парня интересовал еще один вопрос, и он попытался выяснить его тут же. Когда картины будут проданы, кто пойдет к искусствоведше за деньгами? Лариса на миг задумалась, и это его удивило. Он-то считал, что она все давно для себя решила. Наконец женщина сказала, что деньги у Юлии Борисовны будет брать он вплоть до тех пор, пока не будут проданы все картины. А потом она сама ему позвонит, и он отдаст ей все деньги сразу. То есть она как бы назначила парня своим полномочным представителем.
– Нет, вы представляете? – возбужденно говорил Матвеев. – Это же чистая лажа! Получается, что я могу отстегнуть себе сколько хочу – кто же меня будет проверять? Продаю будто бы от себя, а Ларисе скажу любую сумму. Она возьмет, куда ей деться?
– Она оставила свои координаты?
– Нет. Зато мои взяла. Но с тех пор ни разу не звонила, так что не знаю, где она. Она даже приблизительно не сказала, когда позвонит. И вообще, знаете… – Парень сделал значительное лицо. – У меня создалось впечатление, что она не больно-то дорожит этим наследством. Иначе зачем она отдала его
